Два мастера по части фехтованья. Выпуск первый.  

Предуведомление к ...

Даже не знаю к чему, мой терпеливый читатель...

Дело в том, что обещанное изделие, точнее исходный материал оказался настолько...

Нет, не так.

Пораженные увиденным, мы, не будучи в силах вымолвить ни слова, начали спускаться в долину. Там и сям к небу поднимался дым, и что-то такое сделалось с перспективой, жемчужно-серая грязь стала раздвигаться, и из тумана выплыли...

Нет, опять не так.

Короче. Не успел я. Много там всего. Все фактура сплошная. Сухие факты, а как вопиют. Да и, извини, заботы практической надобности загнали меня далеко за полночь (пока писал, среда наступила, перечитываю -- вот уже и птицы запели)...

Поэтому объявляю номера с продолжением. Порядок – произвольный (можно разрезать и сложить в другом порядке, третьем, любом...). Периодичность – нерегулярная. Источники: только то, что есть, новых искать не буду, пока эти не кончатся. Формальный перечень источников – с ай-эс-би-энами, годами, авторами, страницами – в следующих номерах. Естественно, неполный, блин, где его полный-то взять. В том смысле, что все, что использовано, приведу, но не все, что по теме есть.

Отсупление о зависти и страхе. Мысль в сторону. Завидую профессионалам. Работаешь, в транспорте читаешь, дома свет до полночи палишь, железной рукой отгоняешь себя от книжных магазинов, где по инерции продолжается удивительный исторический книжно-архивный ренессанс (но уже думаешь, а не навредит ли издательствам и авторам их упоминание? Ты, читатель, понятное дело, свой, но кто его знает, кто тут еще шастает, особенно в рабочее время, с 9:00 до 18:00 с перерывом на обед, когда байты без присмотра беззащитные на сервере лежат, маленькие такие... Может, взять, да и запаролиться? Черкни что думаешь...).

Да, о чем бишь я... В сторону, да... Вот, осуществляешь некое пародийное самопальное подобие личной исследовательской программы. Любопытным, т.е. вызвавшим какую-то сильную интеллектуальную эмоцию (например: "вот это да!" или "да кто бы мог подумать" или "а-а-а–а, теперь-то все встало на свои места") делишься, попутно забегая в отступления. Но ведь неизвестного сколько! Причем – под носом. На каждую прочитанную в реале книжку или там статью журнальную одна кнопка альтавистовская такое на берег может вынести, прямо к удивленным носам ботинок... Английский, немецкий, хорошо еще, что французский бросил... Так что профессионалам – завидую. Белой завистью. Идешь иногда мимо великолепия университетских или там академических зданий – бог ты мой, думаешь, – сколько людей! Журналы, книги, конференции... Горы и горы! Зайдешь в книжный – особенно отделы экономической литературы богаты – открываешь любую – какая раскованность, уверенность какая! "Экономическая теория". "Теоретическая экономия". "Теория экономики". "Экономика для тех". "Экономика для этих". "История экономических учений". "Учения экономических историй"... Заглянешь – в дрожь бросает. Какая же храбрость нужна!  Какая безоглядность, беспечность даже...

И уже совершеннейший ужас охватывает меня, когда совсем юные читатели, деловито сверяясь со списком, набирают в этом экономическом отделе пачки этих книг... Там же такое понаписано... Интересно вы рассуждаете -- а других-то где взять? Да не надо других. Как так не надо? Совсем? Совсем. А что надо? Как кран починить. Как помидор вырастить. Как джаваскрипт наладить. Как посудой торговать. Как автомобиль правильно содержать. Как за границей не потеряться. Как фотографировать. Как кофту вязать. Как капельницу ставить. Как слушать так, чтобы рассказывали. Как рассказывать, чтоб слушали. Как мощность электроточки рассчитать. Мало ли.. Но ведь этот предмет, судя по наплыву читателей, один из самых важных. Ведь -- задают. Посмотрите как загружен библиографический отдел. Что ж, по вашему, про экономику, совсем не надо? Нет, совсем не надо. Там написано, что лорд Кейнс был великий голова, а был он циник и прохиндей. Так это доказывать надо. А я и говорю, что если бы галиматью не задавали, так они и не знали бы, что был такой Кейнс, ума палата... Они, блин, кто такой Пушкин Александр Сергеевич нетвердо знают, дикторы "бывший экс-премьер" говорят и миллиарды с миллионами путают (как Ленин, прямо, намечаем тему), а Кейнса – учи и сдавай. Лишнее это. Время отнимает, к тому же голову забивает ошибочным. Чиним кран, растим помидор, кофты вяжем, квартиры расселяем, капельницы ставим... А про экономику книг не покупаем и не читаем.  Львин вот, слава создателю, написал, глядишь еще чего напишет.

 

Каждый момент нашей жизни есть непреложное следствие совершенных нами поступков, неких относящихся к предыдущему моменту времени действий.

В свою очередь, результаты наших действий суть следствия многочисленных актов выбора, осуществленных к данному моменту. Мы располагаем знанием того, что мы хотим и разнообразными сведениями о мире, помогающими сформировать множество выборов (но не сам выбор). Кроме того, на наш выбор неким сложным образом влияют усвоенные когда-то стереотипы, установки, вообще всякие ментальные факты, о существовании которых мы часто и не подозреваем. ( а иногда не влияют; иногда да, а иногда нет, и всегда неизвестно, иначе бы люди были бы не люди, а куклы из кукольного театра пиаровца).

Осознанные, обдуманные и сформулированные, эти стереотипы и установки часто называют убеждениями или ценностями. Это – некие эталоны, которые мы сравниваем со своими целями или действиями. Они помогают разделять события на ценностном уровне – вот это мы считаем должным, а это недопустимым, это справедливым, а это  бесчестным, это – какими мы бы хотели быть, а это – какими мы быть не считаем возможным. Это не цели, а ориентиры, мы их не достигаем, мы с ними сверяемся.

Совершая те или иные действия, мы изменяем мир. Мир предъявляет нам последствия наших действий. Когда наши действия плохо продуманы, эти последствия обычно нас не устраивают. И здесь мы свободны избрать один из вариантов поведения.

Мы можем пуститься на всякие уловки, например, объявив, что то, что вышло и есть то, что мы хотели (так в 70-х идеологи ввели в капээсэсный жаргон понятие "реальный социализм").

Или мы можем принять жизнь всерьез, сказав себе, что нет, не этого мы стремились достичь. Тогда, опять-таки выбор. Мы можем скорректировать действия. Мы можем отказаться от одних целей и выдвинуть другие. Мы можем пересмотреть ценности.

Мы можем, наконец, избрать аутичную (это слово с отрицательной окраской, в области "хорошего" ему соответствует определение "последовательную")  позицию. Мы можем настаивать на своем, гнуть свою линию, повторять раз за разом, упорствовать в заблуждениях, не сворачивать с намеченного пути, продолжать в том же духе и т.д. Я вот сегодня шмеля выпускал – он бедный, между рам попал и ну в стекло лететь... Еще бы – там уже листья, дети из детсада опять же вопят, интересно... Вот он и давай – на волю, в пампасы...  Хорошая цель – но неразумное насекомое не понимало, что избранное средство его к цели не приведет. Так бы и гнул свое, пока бы не сдох.  Проявил бы настойчивость в достижении цели.

Богатство языка отражает широчайший спектр оценок такого поведения. В зависимости от того как наблюдатель оценивает результаты, он оценивает и соответствующее поведение. Достойное порицания упрямство. А это – наоборот, достойная всяческого одобрения настойчивость. 

Но независимо от оценки "хорошо-плохо" подобная настырность имеет общее – энергетическое – измерение. Это общее – отказ от осмысления своих поступков, соотнесения их с избранными средствами и установления логической связи полученных результатов с предпринятыми действиями. И большая энергия, я бы даже сказал, беззаветность – в этом своем упорстве.

Причем, поскольку мы не шмели все-таки, то речь не идет об отказе от деятельности вообще, или даже об отказе от мыслительной деятельности. Наоборот, невероятная энергичность, работоспособность, умение убеждать других в собственной правоте, при этом – умственная изворотливость, готовность по-детски зарисовать, закрасить не получившийся рисунок, энергично завопить "да я вообще ничего и не рисовал", одновременно делать знаки соратникам, чтобы спрятали высыхающую улику, после чего (если потребуют обстоятельства) шустро указать на них, завопив – "вот они и рисовали, у них и руки краской испачканы".

Своего рода мастера интеллектуального фехтования... А за спиной руку прячет, а в руке вилка из комода. Можно и пырнуть. Но можно и договориться. А потом все равно пырнуть... Этакий "реализм"...

Оба героя сегодняшнего рассказа в высшей мере обладали этим последним качеством.

Тезисы, легшие в основу "Четырехлетнего плана", Гитлер набросал в августе 1936 года в Оберзальцберге. Решение "бросить Геринга на экономику" вызревало у него с начала года, но окончательно он принял его не раньше августа. Собственно, достаточно было спустить Геринга с поводка, поскольку тот давно рвался "порулить экономикой", доказывая, что без переподчинения ему экономического блока нечего и думать о создании современных военно-воздушных сил. В присущем ему стиле Гитлер предоставил Герингу самому отвоевывать бюрократическое преимущество в битве с Шахтом и генералами (точнее говоря, в двух разных битвах). Ялмар Шахт, тогдашний председатель Рейхсбанка и министр экономики, напрасно приводил "экономические" доводы – Гитлер ничего не хотел слушать. Шпеер был свидетелем их стычки ("Гитлер в неприкрытом возбуждении кричал на своего министра экономики, мы слышали как отвечает Шахт – решительно и громко... Гитлер вышел к нам на террасу и долго распространялся по поводу своего тупого министра, который затягивает ему производство вооружений").

4 сентября 1936 года Геринг информировал кабинет о смене курса. "Необходимо принять все меры, как если бы нам предстояла немедленная мобилизация", пояснил он министрам после того, как зачитал меморандум Гитлера, в котором провозглашался курс на скорейшее -- в четыре года -- достижение экономической самодостаточности страны и готовности к войне. 18 октября последовал декрет, наделяющий Геринга правом издавать декреты и давать обязательные к исполнению руководящие указания "всем властным инстанциям государства".

Шахт все больше отходил от дел, точнее дела отжимало от Шахта – шла раздача заказов, кредитов, льгот, кому нужен невлиятельный министр, бизнесмен-государственник такие вещи чует за версту... В 1937 Шахт ушел, его сменил  Вальтер Функ, и на посту председателя Рейхсбанка, и на посту министра экономики. Политически эти посты были уже не те – в кабинет Шахта переехал Геринг, о чем он радостно сообщил Шахту, позвонив тому специально по телефону...

2. Отступление. Спятивший зампред ЦБ и кредитная инфляция...

К итогам "Четырехлетнего плана" мы еще вернемся, пока же – выразительная деталь. Через некоторое время после начала выполнения "Четырехлетнего плана" за обедом у Гитлера огромный успех имел рассказ вновь назначенного Функа о том, как его зам. по Рейхсбанку, Бринкман, сошел с ума. Он стоял на Унтер-ден-Линден с пачкой новых банкнот и раздавал их прохожим "а вот, кому нового Функа" ("как вы знаете, банкноты подписаны мною", – говорил Функ, пока Гитлер вытирал выступившие от смеха слезы). Уж не знаю, был ли Бринкман сумасшедший на самом деле, ведь Геринг ожесточенно оспаривал мнение о его недееспособности – зам. пред. ЦБ выписал "экономическому диктатору" чек на несколько миллионов марок, который тот успел оприходовать. В безумии Бринкмана мне чудится некий знак – реакция нормального человека на абсурд, которому он не в силах противостоять. Что-то в этом есть – Бринкман однажды пригласил всех уборщиц и курьеров Рейхсбанка в "Бристоль", закатил им обед в парадном зале этого роскошного берлинского отеля, а сам играл перед ними на скрипке...

Заиграешь, если за год кредиты, выданные – в конечном итоге Рейхсбанком – "реальному сектору" (ибо для Гитлера и Геринга единственной реальностью было оружие) выросли в 2,5 раза, а золотовалютные резервы были доблестно проеты (15% от уровня 1932 года). Это означало экономическую катастрофу, но чтобы это понять, нужно было не орать на Шахта летом 1936-го, а выслушать его...

3. Отступление. Стиль

Как пишет Шпеер, у Гитлера отсутствовала техника принятия решений, вырабатывающаяся у любого руководителя с опытом и мало-мальски удачным track record'ом. Это наблюдение Шпеер сделал в пору своего архитекторства, задолго до того, как он возглавил экономику воюющей Германии. И сформулировано оно было по итогам наблюдений за ... коллегой. Шпеер видел, как увлеченно Гитлер взялся самолично проектировать "орлиное гнездо" – новый дом в Оберзальцберге. Фюрер не формировал множество ходов, конструкций, и не выбирал из него, прикидывая, к чему приведет реализация той или иной идеи, встающей перед мысленным взором проектировщика, проверяя варианты на эффективность, структурную ладность и последствия. Вместо этого Гитлер был склонен провозгласить первую же идею, пришедшую ему в голову, единственно верной. Он начинал азартно воплощать ее, доводя до деталей. Когда на ватмане проступали последствия недодуманности, фюрер ... ретушировал в этом месте чертеж. В итоге все равно получилось нечто жуткое – если кто видел фильм Сокурова "Молох", то имеет представление, поскольку он снимал в восстановленных по чертежам интерьерах. Увидеть можете, а почувствовать бензиновую вонь нет – фюрер гордился своим "окном с раздвижной рамой" с видом на Унтерберг, Берхтесгаден, Зальцбург... Прямо под окном он пожелал иметь гараж для своей машины, при неправильном направлении ветра в покои проникал резкий запах бензина... Но это чепуха по сравнению с историческими задачами. Какими? Вернуть величие, доннерветтер, неужели не ясно? Согласно легенде, именно с Унтерберга спящий Карл Великий начнет его, величие то есть, возрождать. "Не случайно мой дом напротив, – говаривал Гитлер. – вы только поглядите на Унтерберг"...

4. Отступление. "Финансист" Борман

Гитлер восхищался финансовыми талантами Бормана. В тяжелом для партии 1932 году (потратились на выборы, были в долгу как в шелку) тот придумал принудительное страхование национал-социалистов от несчастных случаев при выполнении партийных заданий. Сумма страховых премий (платежей в страховую кассу) намного превысила страховые выплаты из нее. После 1933 года Борман, взяв в союзники директора рейхспочты, обосновал идею, согласно которой почтовое ведомство должно было отчислять определенный – ничтожный – процент дохода от продажи почтовых марок в пользу изображенного на них лица. Удобно. При миллионных тиражах счет Гитлера (для удобства управление этим счетом осуществлял Борман) получил вполне солидный, а главное постоянный источник. Наконец, Борман обыграл заслуженных функционеров, основав Фонд Адольфа Гитлера. Задачей фонда была "поддержка отечественной промышленности", для его формирования ведущие немецкие предприниматели были поставлены в известность о желательности добровольными взносами выразить (пока не поздно) свою признательность проявленной заботе об отечественном товаропроизводителе. В законопослушной Германии для узурпации права использования средств необходим был документ. И  Гитлером был подписан декрет, наделяющий Бормана единоличным правом распоряжения средствами фонда. Будучи чем угодно, но только не идеалистом, тот немедленно организовал выплаты высокопоставленным членам партии, безо всякой, впрочем, процедуры и системы. Это делало внутрипартийную демократию простой и действенной, позволяя самому Борману, как вроде бы говорят бандиты, "разводить" своих партайгеноссов, самому находясь вне партийной иерархии.

5. Живое ленинское слово...

Ленина теперь не читают. А зря..

"Что такое трудовая всеобщая повинность?" – задавал себе Ленин риторический вопрос в 1917 году. И сам себе отвечал, что это, мол, шаг к социализму, поскольку  такая повинность, направляемая советами, при сохранении полной демократии есть такой шаг, что от такого шага (слушайте, слушайте!) "нельзя уже было бы без неслыханных насилий над массами уйти назад, к капитализму" [Ленин, ПСС, 34, 193-194].

Отступление Про "дороги и дорожки". Поэты, право слово. Что ни политик, то фонтан метафор. Дорожные метафоры (все эти "вперед, назад, вбок") настолько проникли в нашу культуру, что до сих пор значительная часть вовлеченных в политику людей находится в их плену. "Машина, – писал Ленин, характеризуя в состояние государственного аппарата, – едет не туда, куда ее направляют... едет не совсем так, а часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины" [Ленин, ПСС, 45, 86]. – Хочется крикнуть иному, загипнотизированному метафорами: очнись милый, ты не едешь никуда, ты – тут, вот стул, вот стол... И нет никаких беговых дорожек, по которым бегут "страны", никто не вручает медали победителям. Если ты, как каждый из нас, хочешь "быть хорошим", то прошу тебя – десятую часть энергии, которая уходит на то, чтобы пыжиться в воображаемых гонках, употреби, чтобы сделать жизнь людей легче, хотя бы просто освободив их от сотен часов бессмысленного контороблуждания, от гигабайтов бюрократической галиматьи, уж точно не имеющей никакого отношения к "эффективности экономики", чтобы там ни было в твоей голове под этой этикеткой. Сделаешь – тебе памятник поставят в веках. Ибо ты будешь "первый нормальный". Хочется крикнуть, но не крикну. Потому как любой сигнал эта машинка умеет превращать только в новые горы галиматьи (см. ненаписанную пока трагикомедию "О "Налоговом послаблении посредством принятия кодекса. До четырех частей, а если получится, то и больше, с началом, но без конца").  "В целях борьбы с бюрократизмом создать комиссию в составе..." Журнал "Крокодил", за одна тыща девятьсот (а то и восемьсот, а то и семьсот) пятьдесят такой-то...

Через полгода, в апреле 1918-го Ленин передумал. О полной демократии не может быть и речи. Он – опять с убедительностью, заразительностью – пишет о "карательных мерах за несоблюдение трудовой дисциплины", что они "должны быть строже". Что необходима кара вплоть до тюремного заключения. Он, впрочем, милостив: "Увольнение с завода тоже может применяться". Мысль спешит, рука ставит не точку, запятую. "...применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки" – и нет времени подумать – а если не было? – и нет времени увидеть, что целый период опустил – увольнение было следствием нарушения гражданской сделки, коли речь идет о трудовой-то дисциплине – "... сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление, и за это должна быть наложена определенная кара". Потом долго будет настаивать на трудовой повинности как на действенном методе...

Позже увидим...

6. Во главе государства

...Предложить Наркомтруду дать задания своим местным органам по возможности предоставить по указанию Главлескома, максимальное количество рабочих для обеспечения рабочей силой по выкатке и погрузке находящиеся в воде в Архангельском районе 619 000 шпал. ... Обязать Народный комиссариат путей сообщения предоставить в распоряжение Архангельского гублескома паровой погрузочный кран для погрузки указанных шпал... Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин). Секретарь Совета Труда и Обороны Л. Фотиева. Москва, Кремль. 20 апреля 1921 г. [Декреты, 14, 106].

КОНЕЦ ПЕРВОГО ВЫПУСКА

| Вернуться наверх | Вернуться на главную страницу | Вернуться туда, откуда пришли |