Гр. Сапов. О прошлой, нынешней и будущей репутации России

Руководители интересного проекта "Репутация России" оказали мне честь, обратившись с просьбой изложить свое видение проблемы образа России как торгового партнера, объекта портфельного и прямого инвестирования и, шире, объекта интереса со стороны бизнесменов, живущих в других странах.

После продолжительных и добросовестных раздумий по существу этих вопросов, я пришел к выводу, что в настоящий момент они не являются ни критически важными, ни интересным - ни с научной, ни с политической точки зрения. В то же время, они могут быть использованы (и были мной использованы) как некая отправная точка для рассуждений, итогами которых я бы хотел сегодня поделиться.

Два слова о некоторых особенностях предлагаемого текста. Везде, где вы увидите фразы типа "до сих пор преобладает" или "увеличивалось, а затем стало снижаться" применительно к неколичественным явлениям, таким как симпатия, или желание помочь, речь идет исключительно о моих личных ощущениях и домыслах.
В свое оправдание могу сказать, что не верю в опросы и выборки, во-первых, потому что профессионально занимался статистикой и понимаю меру условности ее допущений, и, во-вторых, потому что реальные мнения людей отражаются в их действиях, в актах выбора одного варианта и, следовательно, отказа от остальных. Отвечая, человек ничем не поступается, поэтому, строго говоря, это не выбор, а содержимое его головы в данный момент с данным собеседником. Что там от вежливости, что от реальности - остается неизвестным.

Суждения эти основываются на моем личном опыте, точнее на той его части, которая включает дела, обсуждения, просто беседы на близкие темы с самыми разными людьми, имевшие место в 1990-1999 годах.

1. Что такое репутация страны

На первый взгляд репутация кого-то или чего-то есть преобладающее мнение, то есть мнение об этом ком-то или чем-то, разделяемое большинством людей.

Уже это простое определение наводит на определенные вопросы.

Во-первых, понятно, что такого рода мнение постоянно изменяется вслед за событиями.
Буквально вчера была вполне демократическая страна с неплохо организованной рыночной экономикой, хотя и не без недостатков, сбалансированным бюджетом, нулевой инфляцией, конвертируемой валютой, открытой экономикой, а уже сегодня - милитаризованное централизованное хозяйство и руководство, провозглашающее элементом своей политики не просто экономическую автаркию (самообеспечение), но и вооруженный захват чужих территорий. Это - Германия до выборов 1933 года и через короткое время после.

Или вот - самая могучая экономика мира, чья валюта имеет постоянную цену в золоте, принимается решительно всеми банками мира - от Гренландии до Новой Зеландии, конечный пункт и предмет стремлений громадной иммиграции смельчаков со всего света. Но что это? Знакомые зеленые купюры начинают стремительно обесцениваться, люди во всех странах занимают очереди с ночи, спеша избавиться от сомнительных денег вчерашнего колосса. Это - США, 1931-1932 гг., до и после принятия тарифа Смута-Хоули.

Во-вторых, это самое большинство при ближайшем взгляде оказывается неоднородным. Люди различаются не просто по степени информированности, но, что гораздо важнее, по степени своей вовлеченности в дела другой страны. Собрание ученых-страноведов несомненно обладает большим объемом сведений о предмете своего увлечения, чем бизнесмены, заморозившие в этой стране свои капиталы. Еще менее информированы портфельные инвесторы, клюнувшие на более чем привлекательную доходность облигационных займов далекого государства, где они никогда не были и никогда не побывают.

Кроме того, люди, помимо разной степени информированности, имеют разные аналитические способности. Одни, как американский экономист и статистик Ирвинг Фишер, продолжавший уверять публику в совершенно безоблачных перспективах американского рынка акций в такой авторитетной газете как The New York Times до октября 1929 года, не в состоянии понять суть происходящего и оценивают действительность через призму умозрительных - и ошибочных - конструкций. Другие, как Джек Кеннеди, продавший свои акции весной 1929 года, или как Уоррен Баффет, избавившийся от акций южно-азиатских и латиноамериканских эмитентов летом 1997 года, тоже, конечно пользуются некими логическими конструкциями, но апеллируют больше к здравому смыслу, опыту и чутью - и по результатам мы не вправе им отказать в большей реалистичности, большей, так сказать, результативности мышления, в том числе, и при оценке репутации.

Итак, сохранив определение репутации как преобладающего мнения в качестве рабочего, будем иметь в виду, что (а) репутация, как любой актив, существует на определенную дату и (б) складывается из индивидуальных оценок, являясь, объединением многочисленных частных репутаций.

2. В каком состоянии находится сегодня репутация России?

Сегодняшняя репутация России видится мне составленной из следующих компонент.

Во-первых, Россия как преемница и наследница покойного СССР. Одни люди позитивно расценивают исчезновение первого в мире государства рабочих и крестьян, другие рассматривают это как свою личную или глобальную катастрофу - суть дела от этого не меняется. Огромное большинство наших соотечественников и, думаю, не меньшая доля жителей других стран видит в России этакий съежившийся, то есть уменьшившийся территориально, но не потерявший своих принципиальных свойств Советский Союз. Их действия зачастую противоречат этой их установке. Они исправно проходят паспортный и таможенный контроль на российской границе, многие из них охотно меняют валюту своих стран на российские рубли, но они продолжают считать Москву столицей своей Родины, видя в этом кто зловещий и неприятный, кто обнадеживающий и замечательный, но все равно - некий непреложный факт.

Во-вторых, для значительной части западных образованных людей Россия есть то, что "всегда было на данной территории", всегда занимало данный кусок географической карты. Под данной территорией они понимают область с крайне расплывчатыми границами, не совпадающими с государственной границей России, установленной в 1991-1992 гг.

Наконец, люди молодые или практические, не отягощенные образованием, но стремящиеся достичь каких-то земных, прагматических целей, особо не рефлексируя по этому поводу, считают Россией ту эмпирическую данность, с которой они сталкиваются каждый день.

В отличие от зарубежных бизнесменов со стажем, начинавших даже не во времена гласности и перестройки, а в эпоху разрядки международной напряженности, они хуже знают русскую литературу, музыку, вообще культуру, но зато не испытывают никаких мук в сегодняшних реалиях российского бюрократического устройства, принимая как данность и странные обычаи растаможки, и нравы авто-, сан- и пожароинспекций, и неформальный, но суровый (или же суровый, но неформальный) характер своеобразного российского налогообложения. Здесь же замечу, что люди, обладающие мало-мальским опытом ведения международного бизнеса, и при этом интеллектуально честные, признают, что уникальность пороков российской институциональной среды чудовищно преувеличена.

Впечатления именно этого слоя представлены сегодня в СМИ и в значительной мере формируют образ России у людей незаинтересованных, смотрящих новости из России так же, как они смотрят погоду или спорт. Возникает вопрос, на какую группу ориентироваться, какая репутация России, точнее репутация какой России более продуктивна?

Нетрудно видеть, что ответить на этот вопрос невозможно, не ответив вначале на вопрос, а какая Россия нужна нам самим?

3. Отступление о глаголе "продавать"

Есть такая пошедшая от профессионалов маркетинга практика весьма расширительно употреблять глагол "продавать". Особенно это характерно для Нью-Йорка, точнее определенной его части, как у нас говорят, тусовки.

Компьютерный гений из Тпруритании, придумавший алгоритм сортировки, ускоряющий поиск в базах данных в миллионы раз, или спустившийся с гор Азии и доставленный на самолете молчаливый хранитель никому не известных, но очень важных тайн по части медицины, или юный пианист с оттопыренными ушами и кучей родственников, или парень, здорово забивающий в хоккейном большинстве, будут самым тщательным образом оценены именно на предмет "продаваемости". Темп и информационная плотность современной жизни, моделью которой может считаться Нью-Йорк, таковы, что мелочи начинают приобретать решающее значение.

Сосредоточенность на своем деле, действительное мастерство, уникальность - все это имеет значение только в том случае, если выполнены два условия. Во-первых, все должно быть несомненным, подлинным, легко подтверждаемым. Во-вторых, носитель этих замечательных качеств должен понять, что само их наличие еще ничего не гарантирует ему.

В советские времена был такой замечательный джазовый трубач Пономарев. Он и сейчас жив-здоров, не знаю только, играет ли он или уже на пенсии. Он после ряда приключений, веселых и не очень, оказался в Нью-Йорке. Было это во второй половине 70-х. То что я дальше расскажу, я слышал от него самого. Он считал себя (может, так оно и было) лучшим джазовым трубачом Союза, во всяком случае, входящим в тройку лучших. И вот, он в Нью-Йорке пошел в кафе с музыкой, рассказал, кто он и что он. Его попросили сыграть. Он сыграл. Ждал восторгов. Они были, но какие-то вялые. Он спросил, в чем дело. Что не понравилось. Ему сказали, что все понравилось, но знает ли он сколько в Нью-Йорке трубачей. Он сказал, что не знает. Ему объяснили, что только членов союза джазовых трубачей - 50 тысяч. То есть 50 тысяч человек считают себя профессионалами и каждый вечер выходят на подмостки зарабатывать на жизнь своей игрой. Так ему дали понять, чтобы он особо не задавался со своей. И кстати, трудной советской судьбой тоже. Это не покупают. Он понял. Отыскал в себе другие качества, помимо любви к трубе. Через два месяца он играл в оркестре у джазмена с мировым именем.

Только советская интеллигенция, где бы она ни жила и как бы ни называлась, может позволить себе поведение вязко-обидчивое, основанное исключительно на собственном, по-детски оберегаемом представлении о самих себе. По замечательному выражению Борис Львина, советского интеллигента очень просто узнать - во всех ситуациях он ведет себя так, как будто весь мир ему должен 15 рублей. Не имевшие такого счастья как бесплатная трехкомнатная квартира и пожизненная гарантия высокооплачиваемой занятости от облаиваемой (потому что мало!) власти, давно поняли, что одних прекрасных качеств еще мало, что себя со всеми своими умениями надо еще уметь "продать".

Сейчас, слава богу, выросло поколение, для которого эти мои рассуждения покажутся плоскими и банальными. Не думаю, чтобы всех их учили этому специально, но техника устройства в конкурентной жизни, именно вот стандартизированная техника, куда входит умение составить и разослать резюме (по мне так автобиография лучше звучит, но молодежь уже не понимает, что это значит), не опоздать на собеседование, и главное не воспринимать отказ как полный крах, для нынешних молодых есть то, что удачнее всего передает словцо for granted.

Итак, "продавать" означает, в частности, систематически предпринимать продуманные и упорные усилия для того, чтобы ознакомить мир с собой, своими умениями, талантами и навыками с тем, чтобы люди по своей воле (это очень важно, так как иначе это называется шантаж) решили воспользоваться этими умениями, оценили этот талант, начали рассчитывать именно на эти навыки.

4. Репутация чего?
4.1. Определение страны

Попробуем применить это все к России. Понятно, что страна - не человек. Понятно также, что уже при ответе на вопрос: "А что?" возникают разные мнения.

Вот этот этап очень важен. Его нельзя обойти или увернуться. Пока мы все не придем к определенному ответу, ничего не будет. Некое разделяемое всеми мнение о самых общих вопросах есть необходимое условие существования страны.

Тут я, каюсь, слукавил. Речь идет не о вообще стране, а об определенном типе. О том, что называется nation-state, или национальное государство.

С этим словом (как и с некоторыми другими) в русском языке имели место, так сказать, недоразумения. Приключения термина "нация" - отдельная большая тема, я ее касаться не буду. Скажу только, что в дальнейшем, под нацией я буду понимать общность людей, основанную на разделяемых языковых, культурных и поведенческих, то есть прежде всего ментальных нормах.
Понятно, что национальное государство, имеющее в своем основании этот, прежде всего культурный принцип, скреплено иначе, связями другого уровня, чем советское государство или предшествовавшая ему империя. Ни советское государство, ни империя не были ( в отличие от большинства стран Европы и Америки) национальными государствами.

Для советского государства с самого начала была характерна слитность человека и места, занимаемого им в производственно-партийно-военной иерархии.

Еще в начале 90-х годов на вопрос социологов "кто вы?" жители малых и средних городов, да и значительная часть городов крупных, но нестоличных отвечала что-то типа "слесарь-ремонтник автобазы № 6". Место работы, включавшее в себя должность и название учреждения, практически полностью определяло положение человека, причем не только его настоящее, но и, в сочетании с полом, происхождением и партийностью, будущее. Определялась не позиция, занимаемая человеком в данный момент времени, а он целиком. "Он - врач районной поликлиники". "Это - директор обувного магазина в Риге". "Она - швея с фабрики "Большевичка".

Страна, составленная из таким образом определенных людей, исчезла, как только исчезла порождавшая ее политическая и хозяйственная система. Люди освободились от номенклатурной заданности, теперь они имеют возможность в неизмеримо большей степени определять свою судьбу, нести за нее ответственность.

Однако после этого исчезновения на территории, занимаемой Россией, осталось множество институтов и механизмов той, прежней страны. Что более важно, значительная часть стереотипов, не подвергаемых сомнению данностей, оценок, представлений осталась в наших головах. Целого, придававшего смысл частям уже нет, а они, эти части по инерции работают.

Попробуем если не исследовать, то хотя бы бегло коснуться важнейших из них.

4.2. Страна и мир
4.2.1. Внутренний контракт и внешний стратегический замысел советского государства

Разгадка недолговечности СССР проста. Советский Союз был организован для построения социализма и его утверждения в мировом масштабе. Как только народы перестали связывать свое будущее с решением этой задачи, надобность в нем отпала. А ни для чего другого он оказался не пригоден.

Этот вывод затемняется тем статусом, который имел Союз к моменту своей гибели, а именно статусом великой державы. Этот статус был связан неразрывно с противостоянием двух систем - социалистической и капиталистической - в лице своих лидеров, СССР и США.

С этим выводом, думаю, согласятся все. Более острое утверждение, которое, скорее всего, вызовет споры, звучит так.

Предсмертный статус Союза как великой державы целиком и полностью был связан с противостоянием двух систем в лице их лидеров - СССР и США.

Тот факт, что с исчезновением СССР исчез и весь воинственный стиль общения с другими государствами мира, идущий с ленинских времен, понятное дело, задевает интересы огромных масс людей. Подчеркну, что речь идет вовсе необязательно о "ястребах", военно-промышленной верхушке и зловещих маньяках из многочисленных спецслужб.

Советское государство, будучи "по построению" достаточно случайным и ситуативным образованием, к началу своего конца отличалось своеобразным совершенством. Высокоразвитый военный научный и промышленный комплекс производств, получая в порядке планового распределения качественные ресурсы (специалистов и квалифицированную рабочую силу, импортные материалы и оборудование, информацию, места под застройку, рекреационные зоны и товары потребительского назначения) производил свой самый важный продукт для населения - мир во всем мире.

Этот продукт и был основой генерального контракта между номенклатурой и остальным жителями Союза.

В рамках именно этого контракта население поддерживало строй, видя в нем гаранта и защитника.
В рамках именно этого контракта номенклатура рекрутировала новичков, направляя их на различные траектории вертикальной социальной мобильности (в переводе с "научного" на обычный - открывая возможности для карьеры).

В рамках именно этого контракта функционировала остальная, невоенная часть экономики, обслуживая военную и переплетаясь с нею.

В рамках именно этого контракта население закрывало глаза на опасные побочные продукты (локальные войны, гонка вооружений, происки империализма) и неизбежные отходы (радиоактивное и химическое загрязнение среды, водочный бюджет, разваливающаяся медицина, подавленная инфляция при соответствующей деградации "снабжения" неособых производств, министерств, городов).

В рамках этого контракта мы шли на жертвы. Другое дело, что масштаб этих жертв неизбежно менялся - согласимся, что от миллионов вымерших при утверждении колхозного строя, от карточек и трудодней послевоенных лет до дефицита копченой колбасы и трудностей с частными поездками в другие страны, между тем и этим, согласимся, дистанция огромного размера.

Обмен с внешним миром есть непременный признак всего живого. В конце концов, полностью "независимым" ни от кого и ни от чего является труп. Существовал обмен и во времена СССР, имея, конечно, специфические, советские черты.

Обмен с внешним миром шел через единственный канал государственной плановой внешнеэкономической деятельности. Внутри страны все пригодное для экспорта стягивалось к узкой горловине Минвнешторга, через нее же с Запада должны были пролезать все те, кто хотел и мог "делать бизнес с Советами".

Однако совершенство это было лишь кажущимся. Ни одна серьезная экономическая доктрина не давала шансов системе централизованного планирования (первые теоретические выводы о невозможности длительного функционирования социалистического хозяйства на своей собственной основе были сделаны еще в начале 20-х годов).

К середине 50-х годов была доказана и теоретическая невозможность промежуточной системы рыночного социализма. Тот факт, что этот результат в середине 80-х годов власти социалистических стран во главе с СССР решили проверить эмпирически, не имел такого решающего значения, как принято считать. Он лишь приблизил на пару кварталов неотвратимый конец эксперимента.

Отмеченная централистская организация обмена с внешним миром была одним из следствий внешнего стратегического замысла. Согласно классикам того учения, которым руководствовались все руководители страны, социализм рано или поздно должен был победить в мировом масштабе. "Мир во всем мире" хорошо сбывался исключительно внутри страны. Вовне продавался совсем другой товар, надо сказать, находивший неплохой сбыт, а именно: неограниченная военная мощь, глобальное присутствие и военно-политическая экспансия.

Обаяние силы, которая делает прикосновенным к ней значительным и грозным, привело множество интеллектуалов и политиков мира на скользкий путь предательства своих стран и цивилизации в целом. Не имея желания или способностей преуспевать в окружающей их - рыночной и капиталистической - действительности, своему фактическому статусу они предпочли иллюзорный статус тайных помощников некоей внешней могущественной силы.

Военная экономика, функционирующая в мирное время, естественно не может быть вплетенной в мирохозяйственные связи. Думаю, что помимо всего прочего, доктрина глобального противостояния приятно грела самолюбие и позволяла, в ответ на вопли о свободе слова и колбасе, говорить себе знаменитое "зато".

4.2.2. Отступление о законе сравнительных преимуществ

Имеющиеся планы воссоздать этот стиль взаимоотношений страны и мира следует признать чрезвычайно опасными. Опасность связана с их органическими слабостями, причем не только и может быть даже не столько в нравственном, сколько в интеллектуальном и даже функциональном отношении.

Следствием нелепой доктрины была не только нелепая организация внешней торговли. Более разрушительным было искажение структуры национальной экономики вследствие хозяйственной автаркии.

Почти 200 лет назад Дэвид Рикардо доказал, что внешняя торговля приносит выгоду, даже если все товары, производимые в стране, дешевле (в смысле затрат некоего базового ресурса, например золота или времени), чем в другой. Догадки были и до него, но ему первому удалось доказать, что если покупать товар, требующий повышенного расхода национального базового ресурса по сравнению с производством в стране другого товара, изготовление которого обходится дешевле первого, то освободившийся базовый ресурс, направленный на увеличение производства и экспорта этого другого товара, позволяет закупить больше того, первого товара, по сравнению с вариантом его производства внутри страны.

Формулируя проще: делайте то, что у вас получается лучше и меняйте на то, что у вас получается хуже. Тогда общее количество произведенного вами и вашими партнерами по торговле превышает тот суммарный объем, который вы бы сделали поодиночке.

Этот замечательный факт был затем обобщен на любое количество "товаров", включая капитальные блага и труд. Было показано, что чем больше стран вовлечено во взаимный обмен, тем более эффективна экономика каждой из них. Вот почему, в частности, все системы двусторонних торговых и валютных соглашений обречены на распад - система "замыкается" только в случае полноценной, многосторонней, а лучше - всеобщей торговли.

Непонимание политиками этого факта (и шарлатанские амбиции экономистов) ответственны за то, что после кризиса фунта стерлингов в 1931 году и доллара в 1933 система двусторонних соглашений быстро угробила международную торговлю и довела дело до войны. Нынешние расчеты на то, что Россия выиграет от системы двусторонних соглашений в рамках СНГ, конечно же, всего лишь нелепица невежд, но заблуждение, лежащее в основе этой нелепицы, потенциально опасно.

Правильная торговля - это когда товар идет за деньгами туда, куда выгоднее, а не туда, куда скажут в министерстве, пусть оно даже называется министерством промышленности и торговли (банкротство Японии, пытавшейся игнорировать этот закон, последняя тому иллюстрация).

Закон Рикардо, или "закон сравнительных преимуществ" путешествовал по головам довольно медленно и неравномерно. Практически полностью отвергла его немецкая историческая школа. Есть исследования, показывающие связь стремления Гитлера к "расширению жизненного пространства" с неприятием немецкими экономистами безупречной логики Рикардо. Теория констатирует печальный факт: завоюй Гитлер все, что хотел, общая продуктивность народного хозяйства Германии ... упала бы (печально, потому, что получается, что все жертвы и злодеяния были не только чудовищны, но и, если так можно выразиться, совершенно напрасны функционально, они не способны были поднять уровень жизни немецкого народа, а привели бы хозяйство Германии к полной деградации).

В то же время, полное и широкое включение послевоенной Западной Германии в мировое разделение труда ответственно за немецкое экономическое чудо не менее, чем твердая марка и несклонный к авантюрному "кредитованию реального сектора" центральный банк.

4.2.3. Конец эпохи

Структура советской экономики, замкнутая в автаркических стенах, вырождалась. Это был единственный процесс (не считая алкоголизации населения, платившего за веру в ложную, да еще и максимально нелепо проведенную в жизнь теорию "стабильных цен"), который проходил с ускорением. Взрыв Чернобыльской АЭС ознаменовал наступление эпохи техногенных катастроф, а введение талонов на сахар и курево в привилегированных (на Москву и Ленинград в 1980-е годы приходилось до 30 процентов государственных рыночных фондов мяса СССР) столичных городах - конец надежд на "сбалансирование социалистического рынка". Советская эпоха закончилась, это было понятно всем. Непонятно было, что за эпоха началась.

В этом небольшом параграфе мне хотелось бы остановиться еще на одном опасном заблуждении. Согласно этому заблуждению, распад советского государства был чем-то вроде досадной случайности, результатом стечения обстоятельств. Есть даже попытки строить внешнюю политику в соответствии с этим наивным, но от этого не менее опасным убеждением.

Оставляя в стороне крепость нравственных основ советской государственности ("никакими законами не сдерживаемое насилие" по определению В.И.Ленина), отметим, что автаркичные экономики обречены изначально. Они должны либо постоянно прирастать за счет захватов (тогда их конец откладывается до полного овладения всеми ресурсами планеты), либо вступать в обменные отношения, подрывая свою основу. Ибо обмен означает разделение труда, а разделение труда означает необходимость изменений в структуре народного хозяйства. При отключенном механизме ценообразования, подавленной свободе добровольных сделок и неопределенности прав собственности экономическая система не в состоянии адекватно приспосабливаться к изменениям, она будет постоянно ошибаться и опаздывать. В конце концов она разваливается под бременем накопленных структурных диспропорций.

Говорят, что у тех, кому не жалко советского государства, нет сердца, а те, кто надеется на его восстановление, не имеют ума. Думается, что первая часть этого выражения неверна, при всей его выразительности. Если под сердцем понимать способность к сопереживанию мукам других, то сердца не имеет тот, кому жалко советское государство. Поговорка правильная, только если под сердцем понимать некие подростковые импульсы, замешанные на комплексе вины, тяге к безнаказанному насилию и чувстве собственной ущербности.

Наиболее правильная линия в отношении бывших республик - поскорей отучиться думать о них как о бывших республиках, а начать воспринимать их так же как воспринимается Польша или Финляндия, Чехия или Греция. Умственная определенность лучше романтических шатаний. Народы этих стран, когда-то бывшие советскими республиками, и особенно их президенты, вдруг оказавшиеся неизмеримо более опытными (просто по количеству реальных, не пиаровских проблем, которые они были вынуждены решать), чем их российский коллега, воспримут эту умственную определенность, пусть и жесткую, с облегчением и благодарностью.

4.2.4. Россия и мир

Россия появилась подобно всплывшей Атлантиде. Никто не ожидал ее появления, а когда она появилась, все пришли в замешательство. Сейчас принято ругать международные финансовые организации (ругал их и я, см. http://www.sapov.ru/novoe/n00-07.htm ). Хорошим тоном в последнее время считается и храбрая критика ушедшего в отставку Ельцина.

Но тут я хотел бы отметить вклад ругаемых в формирование нового стиля взаимоотношения страны и мира.

Проблема долга и организации работы по его обслуживанию стала приоритетной, вернув Россию за стол переговоров, из-за которого она встала, отпихнув бумаги, в 1922 году, на Генуэзской конференции. Между прочим, ничто не ново под Луной - как вспоминал Чичерин, именно перед этой конференцией, до остолбенения напоминавшей теперешние заседания Семерки, Ленин выдвинул идею "связать разрешение вопроса о долгах с предоставлением нам кредитов".

С 1918 по 1951 год Советский союз нарушил 48 из 54 подписанных им международных договоров. Безусловно, часть этого утомительного постоянства надо отнести на общую деградацию международного права тех лет. Но быть чемпионами в этой сомнительной игре - невелика честь.

С этой точки зрения следует избегать действий, совершаемых под влиянием аффекта или узковедомственных интересов. Таким действием несомненно было нелепое стремление России принимать участие в работе Семерки. Получатель помощи, принятый в клуб доноров, создает унизительную и двусмысленную ситуацию, из которой члены Семерки извлекают немалую выгоду. Вынужденные чуть ли не тайно проводить реальные обсуждения, руководители стран Семерки с охотой приглашают наших руководителей на пустые помпезные, "официальные" заседания. Более опасно то, что такое промежуточное участие, не принося стране никаких реальных выгод (нельзя же выгодой для страны считать занятость мидовских чиновников, обслуживающих процесс, и удовлетворение амбиций мелкого самолюбия, недостойного великой страны), грозит России вполне реальными ущербами. Мы становимся как бы соучастниками любой конъюнктурной ахинеи, которая взбредет в голову лидерам Семерки. Особенно опасно это сегодня, когда они, практически не стесняясь, демонстрируют все признаки сильнейшего очарования социализмом. Россия заплатила за свой социализм слишком большую цену, чтобы позволить навязывать себе модные увлечения левых интеллектуалов из богатых стран (нельзя не вспомнить французский термин caviare socialisme - "икорный социализм" - применяется для характеристики лиц, комфортно устроившихся в рыночной демократической среде и "продающих" этакую абстрактную "заботу о трудящихся всего мира").

Парадоксальным, но очень хорошим примером здесь является Китай. Держать паузу всегда было сильной стороной китайской политической культуры. Не стремясь никуда вступать, страна постоянно наращивает свой рейтинг. Завидный образец, для следования которому, правда, необходимо соблюдать "всего" одно условие: экономика должна быть здоровой.

Резюмируя, скажу, что главным направлением в этой сфере следует признать скорейшую и максимально полную интеграцию России в мировое хозяйство.

Национальная безопасность сегодня обеспечивается не архаичным жупелом взаимного уничтожения, а тем ущербом, который несут все участники интегрированной экономики при угрозе одному из них. В этом смысле главной гарантией мира для развитой страны становится ее участие в развитом глобальном рынке товаров, относительно молодом глобальном рынке капитала и формирующемся на наших глазах глобальном рынке информации и труда.

Именно здесь лежат сегодня главные резервы репутации России. Этот путь может казаться трудным, требующим непривычных для нашей государственной машины навыков. Но лишь на этом пути есть перспектива, что, похоже, дошло даже до северокорейских коллег наших руководителей.

4.3. Страна и люди

О стране судят не только по тому, как она общается со своими соседями, но и по стилю взаимоотношений между ее властями и гражданами.

В этой сфере можно видеть унаследованный новой номенклатурой и не преодоленный ею разрыв между номенклатурной "властью" и "простыми людьми". Именно этот разрыв лежит в основе большинства политических и юридических напряжений.

Советский строй развалился под бременем внутренних дисбалансов. Но отдельные его элементы продолжают функционировать. Если в старой системе в их наличии был какой-то, пусть извращенный, смысл, то сейчас они представляют собой набор опасных нелепостей.

К числу таких нелепостей относится миф о всеведении и всемогуществе государственных органов. Этот миф порождает ряд важных последствий. К ним относятся и завышенные ожидания части граждан, и неоправданную самонадеянность государственных служащих. Отчуждение людей от власти чрезвычайно велико, а успешные попытки оседлать этот миф и использовать его энергию для частных поездок делают это отчуждение еще глубже.

Пока население не осознало, что оно больше не вписано в номенклатурные перечни, пока власть по инерции продолжает считать себя "ответственной за все", этот миф живет. Его конец будет ужасным, если осознание этой мифологемы произойдет позже фактического отказа следовать нормам, вытекающим из нее.

Сейчас мы наблюдаем попытку усилить этот миф, вернув пафос реформирования.
Реформирование шло до самых последних дней и часов существования советской страны, но законы природы нельзя обмануть - если сооружение построено без их учета, оно упадет. Этот факт можно отсрочить, поставив и положив людей на места наивысших напряжений - вместо опор и балок. Но как только люди ослабят усилия, а они их ослабят из-за уменьшения численности добросовестных "держальщиков" и увеличения численности людей, осуществляющих общее руководство и контроль за процессом, неправильно построенный дом рухнет.

То, что один раз происходило в форме трагедии, повторяется в форме фарса. Нелепая затея с программой стратегии развития на 10 лет является карикатурой на исчезнувшие за ненадобностью комплексные программы научно-технического прогресса, директивы развития народного хозяйства и прочие атрибуты зрелой фазы социалистического распада. Какие тома? Зачем? Какие 10 лет? Куда?

Страна отличается от армии и корпорации тем, что у страны не может быть стратегии. Этого не понимали прежние вожди, так и не выросшие из директоров предприятий.

Политический контур более сложный, объемный и неблагодарный. У директора есть подчиненные, у командира - рядовые. На политическом уровне руководителю противостоят граждане. В этом смысле острая реакция губернаторов должна быть осмыслена совершенно по-иному. Не умея этого сформулировать, они чувствуют, что высшее политическое руководство страны спускается на их уровень, покидая стратегические высоты для занятия делами, совершенно для верховной власти излишними, а в нашей культуре - прямо вредными. Власть-завхоз, власть-производствнник, власть-в-каждой-бочке-затычка никогда не пользовалась уважением и доверием. Шутовские образы Хрущова и Павла, оставшихся в памяти народной персонажами анекдотов, зачастую вне всякой связи с их реальной значимостью, должны служить здесь грозным предупреждением.

С этой тематикой тесно связано еще одно заблуждение, добросовестно разделяемое (во всяком случае озвученное) президентом. Это заблуждение состоит в трактовке политического единства как административной унификации. С политической, юридической, исторической точки зрения это представление не выдерживает никакой критики. Соединенные Штаты, которые так полюбили приводить в пример политики левой части нашего политического спектра, остаются единым национальным государством при том, что в каждом штате - свои уголовные и процессуальные законодательства, которыми предусматриваются - страшный сон унификаторов - разные сроки наказаний за одни и те же правонарушения. Более того, одни и те же деяния в одних штатах признаются нарушением закона, а в других нет. При этом единство страны не оспаривается никем, более того, сама попытка обсудить эту проблему, порождает недоумение, так как выдает какую-то другую интерпретацию понятий "страна", "политика", "конституционное устройство" и прочих базовых, опорных конструкций политической системы.

Именно то верхнее, политическое пространство, которое так упорно не хочет занимать верховная власть, обеспечивает унификацию самых общих, конституционных прав, прежде всего относящихся к правам и свободам граждан. Именно возможность двойного голосования - руками, избрав местную администрацию и легислатуру, и ногами - свободно поменяв место жительства - лежит в основе политической конструкции сегодняшней России. Никакие спекуляции на тему, что мол после ухода Ельцина распалась связь времен и теперь хорошо бы приступить к пересмотру и переделу, не должны отвлекать серьезных государственных мужей от их серьезных государственных обязанностей, - всем своим авторитетом, властной мощью и житейской мудростью обеспечивать права граждан России.

В отношении населения страны должен быть взят совершенно иной тон. Не "быть ответственным за все", а быть конечной, высшей, наиболее авторитетной силой в государстве. Это не имеет ничего общего ни с развитием народного хозяйства (ширма для преследования корыстных интересов), ни с задачей "разруливания" потоков. Последнее есть частный случай замены рыночных процессов политическими.

В отношении так называемого большого бизнеса многое также является плодом досадного недоразумения. Появившись на свет исключительно по воле и под патронажем разнообразных государственных органов, большие бизнесмены, как правило, не протянут долго без государственной поддержки. Более того, само слово "бизнес" понимается у нас в архаичном, сословном смысле. "Бизнесмен" - лицо, которому власти в настоящий момент разрешили заниматься хозяйственной деятельностью установленного масштаба. Такая фигура не может воплощать ничего устойчивого, постоянного, нацеленного на долгосрочный эффект.

В отношении так называемых олигархов это недоразумене исправляется простым и эффективным способом, каким решается проблема устранения любой монополии.

Речь идет о свободе доступа на поле возможностей стать олигархом. Двести-триста Абрамовичей, 1500 Потаниных, 10 тыс. Гусинских, 150 тыс. Бендукидз, 100-200 тыс. Авенов и миллионы Ходорковских автоматически перестают быть равновеликими верховной власти, образуя в то же время ее действительную социальную базу. Заметим, что для Березовских в их сегодняшнем качестве, в этой картине мире нет места вовсе - с исчезновением играющей с бизнесом в бизнес же власти исчезают и игроки краплеными картами.

Небольшое количество контролируемых, а лучше прямо зависимых, а еще лучше подведомственных и подвластных экономически сильных лиц представляет определенное удобство только для оккупационных властей. Для законной власти в национальном государстве характерна широчайшая народная поддержка, являющая себя именно в тех случаях, когда власть отпускает население "на волю". Власть в этом случае обретает качественно новый ресурс: не послушные толпы тотально зависимых людей, а сознательные граждане, не чувствующие никаких напряжений на линии "я и мое государство".

5. Варианты будущего и техника его продажи

Итак, возвращаясь к репутации, мы видим, что прежде чем строить репутацию России как страны, населенной добросовестными и ответственными партнерами, страны полной чрезвычайно заманчивых реальных инвестиционных проектов, страны, в которой обитают предприятия-эмитенты, исповедующие самые передовые стандарты открытости, страны, в которой служилое сословие исключительно дельно и малочисленно, необходимо сделать какие-то реальные шаги в направлении, указывающем реалистичность такого образа (хотя бы потенциальную).

Не сомневаюсь, что если у страны есть будущее, у нее найдутся и специалисты по его продаже.
При первых признаках таких шагов я готов помогать специалистам по репутации в продумывании, построении и наполнении павильона "Россия", его витрин и стендов ее экономики и бизнеса на постоянно идущей выставке достижений мирового хозяйства.

Следует, однако, учесть, что данная метафора является выигрышной только в филологическом смысле.

Во-первых, мировая экономика - не есть некий забег стран в погоне за призом. Да и кто смог бы вручать такой приз? Люди создают ценности друг для друга и обмениваются ими. Власти их стран, от законодателей до таможенников, могут способствовать, а могут препятствовать этому процессу. На гипотетической выставке достижений демонстрируется продукция первых и разумность вторых. Но в действительности эта выставка распределена по миллионам покупателей и идет каждый день круглый год, а ее результатом является не медаль руководству страны, а прирост благосостояния ее граждан.

Во-вторых, экономика реальных достижений, в отличие от военной мощи, не имеет отчетливого странового измерения. Широчайшая кооперация, характерная для современного мира, лишает последних аргументов сторонников протекционизма. Запрет на ввоз импортной продукции рикошетом ударяет не только по ее потребителям, вынужденным оплачивать неконкурентоспособные автомобили или приемники, покупая более дорогие товары худшего качества. Этот запрет в ряде случаев угнетает отечественного же инвестора, направившего капитал в те зоны, где он приносит наивысшую отдачу. Если бизнесмены некоей африканской страны с высокогорным курортом вкладывают капитал в производство скандинавских лыж, то запрет на их ввоз конечно оградит отечественную лыжную продукцию из тростника и бамбука. Но вряд ли это можно будет назвать действительной заботой о совокупном благосостоянии жителей.
Наконец, в-третьих, переходя к более общему плану, можно заметить, что в современном мире особенно наглядно проявляется давно известный экономистам факт - были бы свободные люди, будет и бизнес. А если будет бизнес, то будет и страна. А если эта страна будет населена свободными людьми, поставляющими нужные всем людям планеты товары и услуги, то за репутацию такой страны можно будет не беспокоиться. И для специалистов по репутации России найдется какое-нибудь настоящее дело.

I Наверх | На главную страницу | На входную страницу | Туда, откуда пришли |