* * *

Феномен индивидуального оценивания благ является краеугольным камнем экономической теории, принципиальная особенность которой состоит в том, что эта теория не занимается материальными предметами (вещами). Экономическая теория изучает логические свойства индивидуальных оценок и следствия из их существования. Разумеется, «вещи» тоже являются элементами общей картины, поскольку не может быть оценок без того, что подлежит оцениванию. Однако суть и движущая сила человеческой деятельности, а следовательно, и рыночной экономики как специфически человеческого феномена, коренится в оценках отдельных людей. Действие является результатом выбора из множества вариантов, и этот выбор отражает ценности, т.е. индивидуальные предпочтения, отдаваемые какому-то из них.

Индивидуальные оценки являются непосредственным предметом теории полезности и теории благосостояния. Теория полезности изучает законы ценности и выбора индивидуума. Теория благосостояния рассматривает соотношения между ценностями многих индивидов и пытается на этой основе строить научные выводы относительно «общественной» желательности различных альтернатив.

Обе эти теории к настоящему моменту основательно разрушены. Единая теория полезности давно распалась на ряд направлений. Теория благосостояния, пользовавшаяся одно время у экономистов-теоретиков чрезвычайной популярностью, постепенно перестала привлекать их внимание, все более выхолащиваясь. В настоящее время она стоит на пороге полного забвения.

Главный тезис данной статьи состоит в том, что в эти взаимосвязанные направления экономической теории можно вдохнуть новую жизнь и реконструировать их, используя при этом концепцию «демонстрируемого предпочтения».

Деятельность человека состоит в использовании средств для достижения избранных им целей. В этом отношении человеческое поведение отличается от таких явлений, как наблюдаемое «поведение» камней или планет, поскольку деятельность человека подразумевает наличие целей у действующего субъекта. Действие означает выбор из возможных альтернатив. Человек располагает средствами (ресурсами), при помощи которых он достигает разнообразных целей. Этими ресурсами могут быть время, деньги, труд, земля, капитальные блага и т.д. Человек использует их для достижения наиболее предпочтительных из всех своих целей. На основании совершаемых им действий мы можем заключить, что он действует определенным образом, действует, чтобы претворить в жизнь те свои желания, которые он ценит выше других.

Понятие демонстрируемого предпочтения буквально означает следующее: человеческие предпочтения выявляются, или демонстрируются посредством фактического выбора. Иными словами, предпочтения человека могут быть поняты (выведены) из того, что именно он выбрал, осуществляя те или иные действия. Если человек решает провести час на концерте, а не в кино, мы делаем отсюда вывод о том, что он предпочитает первое, т.е. что первое он ценит выше, чем второе. Аналогичным образом, если человек тратит пять долларов на рубашку, мы на этом основании заключаем, что он предпочитает покупку рубашки любой другой вещи, на которую он мог бы потратить эти деньги (а также возможности сберечь пять долларов – прим. науч. ред.) Понятие предпочтения, основанного на реальном выборе, образует основу логической структуры экономического анализа, в частности, экономического анализа полезности и благосостояния.

Похожее понятие играло определенную роль в трудах ранних экономистов, писавших о полезности. Однако у них оно не имело самостоятельного названия. Оно не осмысливалось как отдельная категория и осталось неразработанным. Его перестали использовать, даже неявно, еще в 1930-е годы, до того, как оно было выделено и названо. Тем не менее, точка зрения на предпочтение как на явление, выводимое из выбора, в той или иной степени, присутствует в работах первых экономистов австрийской школы, а также в трудах Уильяма Джевонса, Ирвинга Фишера и Фрэнка Феттера. Феттер оказался единственным экономистом-теоретиком, кто явным образом использовал это понятие в своем анализе. Наиболее четкую и полную формулировку оно получило в трудах профессора Мизеса.[1]

 

Прежде чем применять принцип демонстрируемого предпочтения к теории полезности и благосостояния, рассмотрим методологические возражения, выдвинутые против этого принципа. Пример таких возражений мы можем найти в обзоре Алана Суизи, опубликованном в 1934 году и содержащем критику формулировки Ирвинга Фишера, кратко и точно выразившего суть концепции демонстрируемого предпочтения: «Каждый индивидуум действует так, как он желает». Суизи, как и большинство современных экономистов, не смог признать методологическую правомерность этого фундаментального утверждения. Согласно Суизи, поскольку это высказывание не является эмпирически проверяемым суждением о психологии человека, то оно сводится к бессмысленной тавтологии: «Это все равно что утверждать: Каждый индивидуум действует так, как он действует!» – восклицает А. Суизи.

Критические замечания такого рода основаны на фундаментальной эпистемологической ошибке, которая пронизывает всю современную философию науки. (эпистемология – термин, близкий русскому «гносеология» и немецкому «методология» в том значении, в котором он употреблялся в XIX веке; обозначает одновременно (а) совокупность методов исследования, преимущественно в гуманитарных науках (б) логические и философские основания этих методов и (в) теорию познания, имеющую предметом (а) и (б) – прим. науч. ред.) Современные экономисты не понимают того факта, что экономическая наука может высказывать содержательные истины посредством логической дедукции (метода, лежащего в основе праксиологии), потому что в своей эпистемологии они давно уже полностью перешли на позиции позитивизма.

Позитивизм, именуемый сегодня его адептами логическим, или научным эмпиризмом, сводится к некритическому заимствованию познавательных процедур, используемых в физике, и применением этих процедур к наукам о человеческой деятельности.[2]

В физике отдельные факты могут быть изолированы в лаборатории. Эти изолированные факты известны, они – объект непосредственного наблюдения или ощущения. Неизвестными, напротив, являются объясняющие их законы. Первоначально они могут быть сформулированы лишь как гипотезы. Правомерность этих гипотетических законов может быть установлена только путем сопоставления лабораторно наблюдаемых фактов со следствиями, логически выведенными из этих гипотетических законов (посредством верификации). Однако даже если законы объясняют факты и даже если выводы, сделанные из этих законов, совместимы с фактами, все равно законы физики никогда не могут быть установлены абсолютно, поскольку со временем другой закон может более элегантно или более эффективно объяснить более широкий круг фактов. Итак, в физике предполагаемые объяснения фактов должны формулироваться в форме гипотез таким образом, чтобы либо они сами, либо их следствия можно было проверить эмпирическим путем. Причем даже в этом случае физические законы имеют скорее лишь экспериментальную, а не абсолютную правомерность.

В сфере человеческой деятельности ситуация обратная. Здесь не существует лаборатории, в которой можно изолировать «природные факты» и разложить их на простые элементы. Вместо этого у исследователя имеются только «исторические факты». Каждый исторический факт – сложное явление, порождение множества самых разных причин. Эти «факты» необходимо исследовать, но их нельзя изолировать или использовать для верификации или фальсификации какого бы то ни было закона. С другой стороны, экономическая наука, или праксиология, обладает исчерпывающим знанием своих первоначальных и элементарных аксиом (аподиктичностью). Это аксиомы присущи человеческой деятельности как таковой, и они сохраняют свою абсолютную силу до тех пор, пока вообще существуют люди. Далее, если аксиомы праксиологии верны для любого человеческого действия, тогда верны и следствия, которые могут быть выведены из них с помощью дедуктивной логики. Следовательно, в отличие от физики, экономическая теория посредством дедуктивной логики может получать абсолютно правомерные содержательные истины о реальном мире. Аксиомы физики имеют статус гипотез и потому могут быть пересмотрены; аксиомы экономической науки известны и, следовательно, абсолютно истинны.[3] Позитивисты раздражаются и недоумевают по поводу «догматических» заявлений праксиологии именно вследствие универсализации ими применимости методов, подходящих только для физических наук.[4]

Иногда говорят, что на самом деле праксиология не является научной теорией в подлинном смысле слова, поскольку ее логические процедуры являются вербальными, а не математико-символическими.[5] Однако логика математического вывода соответствует именно физике, причем соответствует уникальным образом. Сменяющие друг друга в ходе математических выкладок промежуточные этапы логических преобразований не имеют самостоятельного смысла, поскольку аксиомы, а следовательно и дедуктивные выводы физики, взятые сами по себе, не поддаются интерпретации, и обретают смысл лишь «операционально» – только как средство объяснять и предсказывать эмпирические факты. Напротив, в праксиологии истинными являются аксиомы сами по себе, поэтому они поддаются интерпретации. Следовательно, в праксиологии каждый этап дедуктивного вывода одновременно и является истинным, и поддается интерпретации. Интерпретация же гораздо лучше выражается вербально, а не посредством лишенных содержания формальных символов. Кроме того, поскольку задачей исследователя является получение экономико-теоретических выводов, то простой перевод слов в символы и затем обратно в слова не помогает делу ни в малейшей степени. К тому же эта бессмысленная процедура нарушает великий принцип науки – принцип «бритвы Оккама»: не следует умножать сущности без необходимости.

В основе позитивистской критики концепции демонстрируемого предпочтения лежит понятие «операциональной значимости» – ключевое понятие позитивистов. Действительно, их любимый критический прием состоит в том, чтобы показать, что такое-то утверждение или такой-то закон «операционально незначимы».[6] Как отмечалось выше, критерий «операциональной значимости» ведет свое происхождение непосредственно из исследовательских процедур физики, в соответствии с которыми любой закон, имеющий целью объяснение фактов, должен быть сформулирован таким образом, чтобы он поддавался эмпирической проверке и мог быть признан ложным на основании эмпирических исследований. Поэтому, согласно позитивистам, любой закон, который претендует на абсолютную истинность и который невозможно подвергнуть опровержению (фальсификации) опытным путем, «догматичен», или «не имеет операциональной значимости». Иными словами, позитивисты представляют дело так, что если утверждение или закон не могут быть опровергнуты (фальсифицированы) посредством эмпирического опыта, то они являются просто тавтологическими определениями. Именно эта логика подвигла Суизи назвать утверждение Ирвинга. Фишера лишенным смысла тождеством.[7]

Суизи считает фишеровское «каждый человек действует так, как он желает» примером порочного логического круга, поскольку действие подразумевает замысел, который сам по себе не постигается, а поддается обнаружению лишь через само действие. Однако здесь нет порочного круга. Понятие замысла априорно существует в силу того, что речь идет о действии человека. Именно для человеческого действия характерно то, оно вызывается его замыслами и целями, в отличие от бесцельного движения тел, изучаемых физикой. Следовательно, мы можем с полным основанием говорить о том, что действие есть следствие замысла и цели, и при этом ограничиться выведением конкретных целей из реальных действий.

 

«Выявленное предпочтение» – предпочтение, выявленное посредством выбора, – могло бы стать подходящим термином для нашей теории. Однако его уже использовал Самуэльсон в своей, на первый взгляд, похожей, но на самом деле совсем иной теории. Ключевое различие состоит в следующем: Самуэльсон предполагает существование шкалы предпочтений, которая формирует основу для человеческих действий и остается неизменной в ходе действий человека, не меняясь с течением времени. Самуэльсон, далее, использует сложные математические процедуры, пытаясь построить отображение, переводящее наблюдаемые действия человека в шкалу его предпочтений.

Главная ошибка этого подхода коренится в предположении о неизменности шкалы предпочтений во времени. Однако для такого предположения нет никаких оснований. Все, что мы можем сказать по этому поводу, - это то, что действие, совершаемое в определенный момент времени, выявляет фрагмент шкалы предпочтений человека на этот данный момент. Нет никаких гарантий, что она останется постоянной в другие моменты времени.[8]

Сторонники теории «выявленных предпочтений» не понимают, что они предполагают неизменность шкалы предпочтений. Они полагают, что их допущение – это предположение последовательного поведения, которое они отождествляют с «рациональностью». Они признают, что люди не всегда поступают «рационально», но придерживаются своей теории, видя в ней хорошее первое приближение или даже нечто, имеющее нормативную ценность. Однако, как показал Мизес, неизменность и последовательность – два совершенно разных феномена. Последовательность означает, что на своей шкале предпочтений человек сохраняет транзитивный порядок ранга (если A предпочтительнее B, а B предпочтительнее C, то A предпочтительнее C). Но теория выявленного предпочтения опирается не столько на это допущение, сколько на допущение о неизменности предпочтения, согласно которому индивид сохраняет одну и ту же шкалу ценностей неизменной во времени. Хотя кто-то может назвать изменение шкалы ценностей человека с течением времени иррациональным, но на самом деле нет ничего иррационального в том, что она подвержена изменениям. Следовательно, на предположении о ее неизменности невозможно построить никакую верную теорию.[9]

Одной из наиболее абсурдных процедур, основанных на допущении о неизменности, являются попытки выявить шкалу предпочтений потребителя не через наблюдение за его реальными действиями, а посредством проведения анкетирования. Некоторое количество потребителей подробно опрашивают in vacuo [«в вакууме» (лат.), имеется в виду аналогия между опросом и лабораторным измерением, в ходе которого фиксируются все параметры, кроме замеряемого, чтобы было обеспечено условие «при прочих равных»; например, при опросах полагается тождественность опрашиваемых (либо генеральная, либо в рамках тех или иных социологических группировок) – прим. науч. ред.] о том, какой абстрактный набор товаров они бы предпочли другому абстрактному набору товаров и т.д. Дело не только в том, что этот метод ошибочно предполагает неизменность предпочтений, но и в том, что опрос не дает никакой гарантии, что люди сохранят то же предпочтение, когда столкнутся с проблемой выбора на практике. Не говоря уже о возможных ошибках, проистекающих из того факта, что суждение человека в процессе устной беседы может отличаться от того, которое у него будет в момент, когда он действительно что-то выбирает, что нет никакой гарантии, что он вообще говорит правду [10] и т.п.

Несостоятельность теории выявленных предпочтений лучше всего сформулировал ее признанный сторонник, профессор Кеннеди. Кеннеди пишет: «Разве допущение о последовательности (т.е. неизменности) может иметь место в рамках заслуживающей уважения науки?» [11]. Однако он утверждает, что это предположение тем не менее следует сохранить, поскольку в противном случае теория полезности не могла бы служить никакой полезной цели. Отказ от истины ради иллюзорной пригодности – отличительная черта позитивистско-прагматической традиции. За исключением определенных вспомогательных конструкций должно быть ясно, что ложное не может быть полезным в деле создания истинной теории. И прежде всего это относится к экономической науке, которая явным образом строится на истинных аксиомах.[12]

Доктрина выявленных предпочтений – один из примеров того, что можно назвать психологизмом, т.е. рассмотрением предпочтений, как если бы они существовали в качестве неких целостностей, отдельных от реального действия. Психологизм – очень распространенная ошибка, которая часто встречается в работах экономистов по теории полезности. В основе этой ошибки лежит предположение, согласно которому анализ полезности есть род «психологии», и что, следовательно, основания, на которых возводится теоретическая структура экономической науки, должны быть составной частью психологии.

Однако праксиология, будучи основанием экономической теории, отличается от психологии. Психология изучает, как и почему у людей формируются те или иные ценности. Она имеет дело с конкретным содержанием целей и ценностей. Экономическая наука, в свою очередь, просто опирается на предположение о существовании целей, а затем из этого предположения путем дедукции выводит верную теорию.[13] Следовательно, ей незачем заниматься с содержанием целей или внутренними мыслительными операциями, происходящими в сознании действующего человека.[14]

Другая ошибка, противоположная психологизму, – бихевиоризм. Бихевиорист стремится изгнать из экономической науки то, что он называет субъективизмом, т.е. целенаправленное действие, поскольку полагает, что любой элемент субъективизма является ненаучным. Его идеал – метод физики, изучающей наблюдаемое движение не имеющей цели неорганической материи. Приняв данный метод, бихевиорист отбрасывает субъективное знание о действии, на котором основана экономическая наука, делая, тем самым, невозможным любое научное исследование человека. Бихевиористский подход к экономике начал практиковать еще Кассель, а самым известным современным представителем этого направления является профессор Литтл. Литтл отвергает теорию демонстрируемого предпочтения, потому что она предполагает существование предпочтений. Он гордится тем, что в его анализе максимизирующий индивидуум «наконец-то исчезает», что конечно же означает, что одновременно исчезает и экономическая наука.[15]

Психологизм и бихевиоризм имеют нечто общее. Это общее – желание сторонников этих ошибочных концепций наделить свои понятия и процедуры «операциональной значимостью», либо в области наблюдаемого поведения, либо в сфере мыслительных операций. Вильфредо Парето, бывший, пожалуй, родоначальником позитивистского подхода к экономической науке, разделял оба эти заблуждения. Отвергая подход на основе демонстрируемого предпочтения как тавтологический, Парето стремился, с одной стороны, исключить из экономической науки субъективные предпочтения, а с другой – исследовать шкалы предпочтений в отрыве от реального действия. Парето во многом был интеллектуальным предшественником многих современных теоретиков полезности.[16, 17]

 

Профессор Армстронг известен как критик самуэльсоновской теории выявленных предпочтений. Эту критику он, несомненно, распространяет также и на концепцию демонстрируемого предпочтения. Армстронг утверждает, что в случае, когда ранжируется более чем один товар, шкала индивидуальных предпочтений не является единой, и мы не можем постулировать ранжирование товаров на одной шкале.[18]

Однако, единство шкалы предпочтений представляет собой ее принципиальную логическую характеристику. Человек вообще в состоянии выбрать между двумя альтернативными вариантами только в том случае, если он расценивает их по-разному, для чего они должны быть сравнимы, т.е., иными словами, поставлены на одну шкалу. Всякое наблюдаемое действие (средство) служит для достижения наиболее предпочтительной, т.е. фактически избранной цели. Реально сделанный выбор, таким образом, всегда демонстрирует соответствующие предпочтения, ранжируемые по единой шкале.

 

В течение жизни последнего поколения экономисты-теоретики, разрабатывающие теорию полезности, разделились на два больших лагеря: (1) тех, кто следует старому понятию кардиналистской, или измеримой полезности, и (2) тех, кто не просто отказался от кардиналистской теории, но и вообще обошелся без понятия полезности и заменил его анализом на основе кривых безразличия.

В своем чистом виде кардиналистский подход в настоящее время отвергнут практически всеми исследователями. Концепция демонстрируемого предпочтения предписывает исключить саму возможность измеримости. Психологические величины нельзя измерить, поскольку здесь не существует никакой объективной единицы измерения – обязательного условия измерения. Кроме того, реальный выбор, очевидно, ни в какой форме не в может указать нам на измеримые полезности – все, что мы можем постичь, это тот факт, что одна альтернатива оказалась более предпочтительна, чем другая. [19]

В начале 1930-х гг. ординалистские бунтари во главе с Хиксом и Алленом почувствовали необходимость заодно с измеримостью ниспровергнуть и само понятие предельной полезности. При этом они вместе с водой кардиналистского подхода выплеснули и ребенка по имени «полезность» (utility). Они полагали, что концепция предельной полезности просто в силу своего существования предполагает измеримость полезности. Какие основания имеются у этого – неверного – предположения? Их точка зрения базировалась на неявной (и ошибочной) неоклассической трактовке смысла термина «предельный» в выражении «предельная полезность». Неоклассики считали, что понятие «предельный» в экономической теории тождественно с понятием «предельный», используемом в дифференциальном исчислении. Поскольку в математике совокупное «нечто» – это интеграл множества предельных «нечт», экономисты предположили, что «совокупная полезность» является математическим интегралом ряда «предельных полезностей».[20] Возможно, они также считали, что наделение термина «предельный» таким смыслом существенно для математического представления полезности. В результате они, например, предполагали, что предельная полезность блага в случае, когда предложение состоит из шести единиц этого блага, равна «совокупной полезности» шести единиц за вычетом «совокупной полезности» пяти единиц. Если с полезностями можно производить арифметические операции вычитания, и если их можно дифференцировать и интегрировать, то очевидно, что понятие предельной полезности должно предполагать количественно измеримые полезности.[21]

Математическое исчисление полезности основано на предположении непрерывности, т.е. бесконечно малых шагов. Однако в человеческой деятельности бесконечно малых шагов не существует. Действия человека и факты, лежащие в их основе, должны быть наблюдаемыми и дискретными, а не бесконечно малыми шагами. Следовательно, представление предельной полезности в стиле дифференциального и интегрального исчисления не имеет под собой никаких оснований.[22]

Нет никакого смысла в требовании, чтобы предельная полезность выражалась в терминах математических исчислений. Применительно к человеческой деятельности слово «предельный» относится не к бесконечно малой, а к значимой единице. Каждая единица, значимая для определенного действия, является предельной. Например, если в какой-либо конкретной ситуации мы имеем дело с отдельными яйцами, то тогда каждое яйцо считается единицей; если мы имеем дело с упаковками по шесть яиц, то единицей является упаковка. В любом из данных случаев мы можем говорить о предельной полезности. В первом случае мы имеем дело с предельной полезностью яйца при различном количестве яиц; во втором – с предельной полезностью упаковки, зависящей от количества упаковок. Обе полезности являются предельными. Одна полезность ни в каком отношении не может быть «совокупной» для другой.

Чтобы прояснить взаимосвязь между предельной полезностью и тем, что ошибочно называют «совокупной полезностью», но фактически относится к предельной полезности более крупной по размеру единицы, рассмотрим в качестве примера типичную шкалу ценности для яиц:

Порядок выбора ценности:

5 яиц
4 яйца
3 яйца
2 яйца
1 яйцо
2-е яйцо
3-е яйцо
4-е яйцо
5-е яйцо

Это – индивидуальная ординальная (порядковая) шкала предпочтения для яиц. Чем большую ценность представляет благо для индвида, тем выше ранг блага, т.е. тем выше позиция этого блага на индивидуальной ценностной шкале. В центре шкалы – одно яйцо, т.е. возможность иметь одно-единственное яйцо. Согласно закону убывания предельной (ординалисткой!) полезности, второе, третье, четвертое и т.д. яйцо ценятся человеком меньше, чем первое. Далее, поскольку яйца являются благами, т.е. ценятся человеком, то два яйца человек ценит больше, чем одно, три – больше, чем два и т.д. Вместо того, чтобы постулировать существование совокупной полезности, мы утверждаем, что предельная полезность некой единицы блага ценится выше, чем предельная полезность меньшей единицы блага. Пачка, в которой 4 яйца, будет цениться меньше, чем пачка, в которой 5 яиц, и т.д. Должно быть ясно, что единственным арифметическим или математическим отношением между этими предельными полезностями, может быть только порядковое отношение. С одной стороны, полезность каждой дополнительной единицы данного блага будет убывать с ростом предложения этих единиц. В этом и состоит известный закон убывающей предельной полезности. С другой стороны, предельная полезность блага «большее количество единиц» выше, чем предельная полезность блага «меньшее количество». Это – один тот же закон. Не существует никакого математического отношения между предельной полезностью упаковки из 4-х яиц и предельной полезностью 4-го яйца, кроме того простого факта, что первая выше второй.

Мы заключаем, следовательно, что не существует такого феномена, как совокупная полезность. В тех случаях, когда предложение блага исчерпывается одной единицей, «совокупная полезность» блага равна предельной полезности единицы, размер которой равен совокупному предложению. Ключевым в этой концепции является переменный размер предельной единицы блага, обусловленный конкретной ситуацией.[23]

Типичным примером ошибочного понимания концепции предельной полезности является недавнее заявление проф. Кеннеди: «слово 'предельный' предполагает приращение полезности, и, следовательно, ее измеримость». На самом деле термин «предельный» предполагает не приращение полезности, а полезность приращения блага, и не имеет ничего общего с измеримостью.[24]

В ходе недавней защиты ординализма, проф. Лайонел Роббинс поднял проблему, которая осталась нерешенной. Принятая точка зрения, заявляет он, гласит, что если индивид может судить о разности между порядками так же, как и о самих порядках, то тем самым полезность может все же каким-то образом быть измерена. И на самом деле, пишет Л. Роббинс, мы можем выносить суждения об этой разности. Например, выбирая между тремя произведениями живописи, мы можем сказать, что предпочитаем Рембрандта Гольбейну в гораздо меньшей степени, чем Гольбейна Маннингсу. Как же может, в таком случае, быть сохранен ординалистский принцип? [25] Разве это не влечет за собой измеримости?

Дилемма Роббинса была разрешена уже 20 лет назад Оскаром Ланге. [26] Ланге показал, что в терминах того, что мы называем демонстрируемым предпочтением, фактический выбор может указать лишь на чистый порядковый выбор. В этом смысле «разность» в позициях на шкале предпочтений не выявляется в действиях, а представляет собой пример психологизации. Такая психологизация может быть интересной, но она не имеет отношения к экономике.

К этому верному замечанию Ланге необходимо лишь добавить следующее. Разность между рангами может быть выявлена, но только в том случае, если блага, подлежащие выбору, могут быть получены за деньги. Нам нужно принять во внимание, что денежные единицы (единицы блага под названием «деньги», которые отличаются исключительной делимостью) могут быть поставлены на ту же шкалу, что и вещественные блага. Например, пусть некто готов заплатить 10 тыс. долл. за картину Рембрандта, 8 тыс. за Гольбейна и только 20 долларов за Маннингса. Тогда шкала ценности будет выглядеть следующим образом (в порядке уменьшения ценности):

картина Рембрандта,
10 тыс. долл.,
картина Гольбейна,
9 тыс. долл.,
8 тыс. долл.,
7 тыс. долл.,
6 тыс. долл.,
…
картина Маннингса,
20 долларов.

Ранги наблюдаемы и, в то же время, нет никакой необходимости говорить об измеримости полезности.

То, что деньги и единицы других благ могут быть упорядочены на одной и той же шкале, есть следствие денежной теоремы регрессии Мизеса. Эта теорема и делает возможным применение принципа предельной полезности к деньгам. [27] Очень характерными являются насмешки проф. Самуэльсон над самой проблемой логического круга, которую разрешает эта теорема. Самуэльсон откатывается назад, к Леону Вальрасу, который развивал идею «общего равновесия», в рамках которого все величины определяются одновременно посредством соответствующей системы уравнений с многими неизвестными. Это решение Самуэльсон противопоставлял «страхам писателей, не использующих математические символы, перед логическим кругом». Это лишь один из примеров пагубного влияния, которое могут оказать математические методы на экономиста. [28] Идея одновременного определения взаимозависимых величин вполне применима в физике, которая объясняет немотивированные процессы физической материи. Но в праксеологии причина известна Это – индивидуальные цели. Следовательно, для экономиста обоснованный метод заключается в том, чтобы проследить, как именно действие по достижению целей, которые ставят перед собой индивиды (причина) определяет последующие эффекты (следствия).

 

Хиксианские революционеры заменили концепцию кардиналистской полезности концепцией классов безразличия, и последние двадцать лет экономические журналы кишат многочисленными рисунками двумерных кривых и трехмерных поверхностей безразличия, касательными, линиями бюджетных ограничений и т.п. Одним из следствий принятия концепции демонстрируемого предпочтения является то, что понятие классов безразличия, а с ним и вся громоздкая математическая надстройка, сооруженная на этом основании, рухнет.

Не существует такого действия, в котором каким бы то ни было образом, могло бы проявиться безразличие. Наоборот, каждое действие влечет за собой необходимость выбора, и каждый акт выбора означает определенное предпочтение. Действие, собственно, и предполагает нечто противоположное безразличию. Понятие безразличия является особо прискорбным примером психологизма. Предполагается, что классы безразличия существуют отдельно от действия и каким-то образом обуславливают его. Это предположение особенно часто встречается в дискуссиях, целью которых является эмпирическое восстановление изображения кривых безразличия посредством сложных анкетных опросов.

Если человеку действительно безразлично, какой из двух альтернативных вариантов предпочесть, то он не сможет совершить выбор.[29] Таким образом, безразличие не имеет никакого отношения к человеческому действию и не может быть продемонстрировано в действии. К примеру, если человеку безразлично, использует ли он 5,1 унции или 5,2 унции масла по причине незначительности этой единицы (добавочной единицы блага в размере 0,1 унции данного блага – прим. науч. ред.), то для него нет никакого смысла в выборе из предложенных альтернатив. Он выберет более крупный кусок масла, когда изменяющееся количество [т.е. «единица»] уже не будет для него безразлична.

Понятие безразличия может быть важно для психологии, но не для экономической науки. В психологии нас интересует выяснение степеней интенсивности ценности, возможного безразличия и т.д. В экономической науке, однако, нас должны интересовать только те ценности, которые выявлены в актах выбора. Для экономической теории несущественно, почему человек выбирает альтернативу А, а не B, – потому ли, что он сознательно предпочитает А, или потому, что он подбросил монетку. Для экономической теории имеет значение сам факт ранжирования, а вовсе не причины, по которым человек осуществляет это ранжирование.

В последние годы понятие безразличия было подвергнуто серьезной критике. Профессор Армстронг показал, что в соответствии с тщательно проработанной формулировкой безразличия, данной Хиксом, индивид может быть «безразличным» в отношении двух альтернатив, но все же выбрать одну из них.[30] Литтл дает неплохую критику понятия безразличия, но его анализ теряет в силе как из-за чрезмерного желания использовать неверные теоремы, с тем, чтобы прийти к выводам относительно благосостояния, так и из-за использования крайней бихевиористской методологии.[31] Очень интересная критика понятия безразличия с точки зрения психологии высказана профессором Макфи.[32]

Сторонники теории безразличия выдвигают два главных довода в защиту роли безразличия в реальном действии. Один из них отсылает к знаменитой притче про Буриданова осла. Этот «совершенно рациональный» осел демонстрирует безразличие тем, что стоит голодный на равном удалении от двух одинаково привлекательных охапок сена.[33] Так как обе охапки одинаково привлекательны, осел не может выбрать ни одну из них и поэтому умирает от голода. Полагают, что данный пример показывает, каким образом безразличие может проявляться в действии. Трудно, конечно, представить осла или человека, который мог бы быть менее рациональным. На самом деле, у него не два, а три выбора, третий выбор – это умереть от голода там, где он находится. Даже из доводов, приводимых самими теоретиками безразличия, видно, что на шкале ценностей индивида ранг третьего выбора окажется ниже двух других. Он не выберет голодную смерть.

Если обе охапки сена одинаковы, то осел или человек, который обязан выбрать одну из них, просто позволит случаю, например, бросанию монеты, решить, какой из вариантов выбрать. Однако тогда в результате такого выбора безразличие все равно не выявляется, поскольку бросание монеты позволило ему установить предпочтение! [34]

Другая попытка продемонстрировать классы безразличия связана с ошибкой «последовательности-постоянства», которую мы уже анализировали выше. Так, Кеннеди и Уолш утверждают, что человек может выявить безразличие в действии, если, в том случае, когда его просят повторять делать свой выбор между А и В, он будет выбирать каждую из альтернатив в 50-ти процентах случаев. [35]

Очевидно, что, поскольку концепция индивидуальной кривой безразличия является полностью ошибочной, то и теория «общественной [community] кривой безразличия» Баумоля, которую он намеревается построить из совокупности индивидуальных кривых, вряд ли заслуживает даже упоминания.[36]

 

В последние годы экономическая наука была буквально потрясена неокардиналистской теорией квазиизмеримости полезности. Основы данного подхода, имеющего психологическое преимущество в том, что он облачен в более сложную математическую форму, чем это было в экономической науке когда-либо ранее, были заложены фон Нейманом и Моргенштерном в их знаменитой работе.[37] Другое преимущество их теории состоит в том, что она базировалась на самых последних и модных (хотя и неверных) разработках в области философии измерения и философии вероятности. Тезис Неймана-Моргенштерна был принят ведущими экономистами-математиками и до настоящего времени почти не подвергался сомнению. Главным утешением для ординалистов стали заверения неокардиналистов, что их доктрина применяется только к полезности в условиях неопределенности, и поэтому не слишком сильно задевает ординалистскую доктрину.[38] На самом деле это утешение является довольно слабым, если учесть, что каждому действию присуща некоторая степень неопределенности.

Вкратце суть теории Неймана-Моргенштерна сводится к следующему: индивид в состоянии сравнивать между собой не только некоторые точно определенные события, но также и комбинации событий с определенными числовыми вероятностями наступления каждого из них. Тогда, по мнению авторов этой теории, если индивид предпочитает альтернативу А альтернативе B, а B предпочитает C, то он в состоянии решить, предпочитает ли он вариант B или ситуацию, в которой он получает либо C, либо А c вероятностью 50:50. Если он предпочитает B, то можно установить, что его предпочтение B по сравнению с C сильнее, чем его предпочтение А по сравнению с B. Сходным образом способом выбираются различные комбинации вероятностей. Квазиизмеряемая численная полезность присваивается его шкале полезностей в соответствии с безразличием полезностей В, сравниваемых с различными комбинациями вероятностей А или C.

Ошибки этой теории многочисленны и фатальны.

(1). Ни одна из ее аксиом не соответствует принципу демонстрируемого предпочтения, так как все аксиомы могут нарушаться субъектами действия.

(2). Для того, чтобы можно было выявить определенные [числовые значения] полезностей в условиях действий, протекающих во времени, теория должна в значительной степени опираться на предположение постоянства предпочтений.

(3). При установлении числовой шкалы теория исходит из несостоятельного понятия безразличия полезностей.

(4). В основу теории положено ошибочное применение теории числовой вероятности в той области, в которой эта теория неприменима. Рихард фон Мизес убедительно показал, что числовую вероятность можно приписывать только в тех ситуациях, когда существует класс объектов, таких, что о них неизвестно ничего, кроме факта их принадлежности к этому классу, и где последовательные испытания обнаруживают асимптотическую тенденцию к устойчивой пропорции, или частоте возникновения, некоторого события в этом классе. Числовая вероятность не применима к конкретным индивидуальным событиям.[39]

Для человеческой деятельности верно ровно обратное. Здесь не существует классов, состоящих из однородных объектов. Каждое событие является единственным в своем роде и отличается от других уникальных событий. Эти уникальные события не воспроизводимы. Поэтому в применении теории числовой вероятности к таким событиям нет никакого смысла.[40] Отнюдь не случайно, что все приложения неокардиналистской теории относятся исключительно к лотереям и азартным играм. Теория вероятности в точности и применима исключительно и только к лотереям. Теоретики-неокардиналисты уклоняются от ответа на вопрос об универсальной применимости своей теории к человеческой деятельности как таковой. Покупатель лотерейного билета знает только то, что отдельный лотерейный билет является элементом класса билетов, состоящего из определенного числа элементов. В отличие от игрока, предприниматель, принимая решения, сталкивается с единственными в своем роде случаями, о которых он имеет некое представление, сходство которых с другими случаями весьма ограничено.

(5). Неокардиналисты признают, что их теория неприменима даже к азартным играм в тех случаях, когда индивиду либо нравится, либо не нравится азартная игра как таковая. Поскольку факт участия человека в азартной игре свидетельствует о том, что он любит азартные игры, становится ясно, что учение о полезности Неймана-Моргенштерна терпит фиаско даже в этом специально подобранном случае.[41]

(6). Любопытна новая концепция измерения, используемая неокардиналистами. Эта новая философия измерения отказывается от понятий «количественный» и «порядковый» в пользу таких громоздких конструкций как «измеримый с точностью до умножения на константу» (вместо «количественный»); «измеримый с точностью до монотонного преобразования" (вместо порядковый); "измеримый с точностью до линейного преобразования» (новый тип квазиизмерения, примером которого является предложенный Нейманом-Моргенштерном индекс полезности). Несмотря на свою уникальную сложность (появившуюся под влиянием стандартов написания математических работ) эта терминология подразумевает просто-напросто, что все на свете, включая порядковые шкалы, может быть измеримо каким-нибудь образом. Человек, который предлагает новое определение важного слова, должен доказать обоснованность этого определения. Для этих новых определений измерения сделать это не удалось. Любое разумное определение измерения подразумевает возможность присваивать измеряемому уникальные числа, для которых имеют смысл все обычные арифметические операции. Чтобы этого достичь, необходимо определить фиксированную единицу. Для того, чтобы определить эту единицу, свойство, подлежащее измерению должно иметь пространственную протяженность (быть внешне данным), с тем, чтобы единица измерения объективно могла бы согласована с ней. Поэтому, поскольку субъективные состояния являются внутренними (не имеют объективной протяженности), их нельзя измерить и совершать арифметические действия с результатами измерений. Но полезность относится имнно к внутренним состояниям. Измерение становится еще более невероятным [implausible], когда мы вспомним, что полезность является скорее праксиологическим, чем чисто психологическим понятием.

Излюбленный контрдовод состоит в том, что субъективные состояния уже измеряются. Старое, ненаучное субъективное ощущение жара у больного уступило место объективной науке измерения температуры.[42] Но этот довод ошибочен; термометр вовсе не измеряет внутренние субъективные чувства как таковые. Измеряя температуру, исходят из существования связи между внутренним свойством (ощущением) и объективным внешним событием – физическим явлением расширения газа или ртути. Термометрия, безусловно, не может претендовать на точное измерение субъективных состояний: все мы знаем, что людям, в силу разных причин, в разное время субъективно жарко или холодно, в то время, как температура их тела не меняется.[43] Не существует никакой связи между шкалами демонстрируемых предпочтений и длиной чего бы то ни было. Как и ощущение жары, предпочтения не имеют непосредственного физического основания.

С порядковыми числительными нельзя производить никаких арифметических действий; поэтому использовать термин «измеримый» применительно к порядковым числительным значит безнадежно исказить его значение. Наверное, лучшее средство от возможного заблуждения в этом отношении - это избегать использования любых чисел в порядковом ранжировании; понятие ранжирования точно также можно выразить буквами (A, B, C, ...), используя, как обычно, A в качестве наиболее высокого ранга.

Что касается нового типа квазиизмеримости, никто так и не доказал его права на существование. Бремя доказательства лежит на его сторонниках. Если объект внешний, тогда его, по крайней мере теоретически, можно измерить, поскольку в этом случае, хотя бы в принципе, можно быть объективно определена неизменная единица измерения. Если же речь идет о внутреннем феномене, то ни о какой подобной фиксированной единице измерения не может быть и речи. Любое приписываемое число должно быть порядковым. Промежуточных случаев здесь нет. Излюбленным примером квазиизмеримости является опять-таки температура. В термометрии предполагается, что шкалы измерения температуры по Цельсию и по Фаренгейту преобразуются друг в друга не простым умножением на постоянный множитель (количественность), а путем умножения и последующего прибавления константы («линейное преобразование»). Однако более тщательный анализ показывает, что обе шкалы являются производными от одной и той же шкалы, базирующейся на точке «абсолютного нуля». Все что нужно для демонстрации кардиналистского характера температурных шкал, это преобразовать шкалы Цельсия и Фаренгейта в шкалу, на которой нулем является точка «абсолютного нуля», после чего одна шкала преобразуется в другую простым умножением на постоянный множитель. Более того, измерение температуры – это всегда измерение длины (скажем, столбика ртути), так что температура, в действительности, является производной единицей измерения, основанной на кардиналистки измеримом значении длины.[44]

Джейкоб Маршак, один из ведущих представителей школы Неймана-Моргенштерна, признал, что температура не подходит в качестве примера квазиизмеримости, поскольку ее измерение базируется на кардиналистком измерении расстояния. Но, удивительное дело, он предложил заменить температуру на… высоту! Но если «данные о величине температуры не представляют из себя ничего кроме расстояний», то чем это отличается от высоты, которая есть расстояние, т.е. длина в чистом виде?

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ

 

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

1. См. исторический обзор: Sweezy A. R. The Interpretation of Subjective Value Theory in the Writings of the Austrian Economists // Review of Economic Studies. June 1934. P. 176-185. Большая часть статьи Суизи посвящена критике Л. фон Мизеса как главного представителя метода исследования экономических явлений, основанного на концепции демонстрируемого предпочтения. О взглядах Мизеса см.: Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. М.: Экономика, 2001. С. 91-93, 98-100; Mises L. Theory of Money and Credit (1912). 3rd ed; New Haven: Yale University Press, 1951. P. 46 ff. Также см.: Fetter F. A. Economic Principles. New York: The Century Co., 1915. P. 14-21.[вернуться]

2. См. методологические трактаты Кауфмана, Хатчисона, Саутера (Souter), Стонье (Stonier), Мюрдаля, Моргенштерна и т.д. [вернуться]

3. По поводу методологии праксиологии и физики см.: Мизес. Человеческая деятельность; Хайек Ф. А. Контрреволюция науки. М.: О.Г.И., 2003. [вернуться]

4. Существуют обоснованные сомнения в том, что философы-позитивисты точно интерпретируют собственную методологию физиков. По поводу широко распространенного неправильного использования позитивистами принципа неопределенности Гейзенберга в физике, а также в других дисциплинах, ср.: Hobbs A. H. Social Problems and Scientism. Harrisburg, Penn.: The Stackpole Co., 1953. P. 220-232. [вернуться]

5. Типичные высказывания такого рода см. в: Schuller G. J. Rejoinder // American Economic Review. March 1951. P. 188. Примером понимания того факта, что математическая логика в значительной мере представляет собой побочное ответвление базовой вербальной логики, являются замечания Андре Лаланда и Рене Пуарье в статьях Логика (Logique) и Логистика (Logistique), написанных ими для издания Vocabulaire technique et critique de la philosophie, Andre Lalande, ed., 6-еd. (Paris: Presses Universitaires de France, 1951), p. 574, 579. [вернуться]

6. Пол Самуэльсон бросил на весы этой дискуссии свой научный авторитет, присоединившись к критике, с которой Суизи выступил против Мизеса и концепции демонстрируемого предпочтения. При этом он также пользовался терминологией концепции «операциональной значимости». Самуэльсон явным образом отверг саму идею о возможности существования истинной теории полезности, отказываясь от нее в пользу концепции гипотетически верной и эмпирически проверяемой теории. См.: Samuelson P. A. The Empirical Implications of Utility Analysis // Econometrica. 1938. P. 344 ff.; Idem. Foundations of Economic Analysis. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1947. P. 91-92. Когда физик Перси В. Бриджман ввел понятие операциональной значимости, он явным образом указал, что его целью при этом является объяснение методологии физической науки. Ср.: Bridgman P. W. The Logic of Modern Physics. New York: Macmillan, 1927. Многие основатели современного философского позитивизма, такие, как Мах и Больцман, также были физиками. [вернуться]

7. Лидеры позитивизма, Рудольф Карнап и Людвиг Витгенштейн, пренебрежительно называли дедуктивные умозаключения «извлечением тавтологий из аксиом». Но дедуктивным является любое логическое мышление и, в частности, дедуктивные выводы играют решающую роль в процессе получения истинных утверждений. Критику взглядов Карнапа и Витгенштейна, а также тезис об отсутствии тождественности логического вывода и тавтологии см. в: Lalande. Tautoglie // Vocabulaire. P. 1103-1104. [вернуться]

8. Теория Самуэльсона содержит и другие ошибки. Например, он использует совершенно неверные методы, основанные на исчислении индексных чисел. Критику теории индексов, см.: Mises. Theory of Money and Credit. P. 187-194.[вернуться]

9. См.: Мизес. Человеческая деятельность. P. 98-100. Мизес показал, что Уикстид и Роббинс совершали похожую ошибку. [вернуться]

10. То, что Самуэльсон отвергает метод анкетного опроса, делает ему честь. Этот метод защищают профессор Кеннеди [Kennedy] и Кекскемети [Keckskemeti], хотя и с различных позиций. Кеннеди довольно нелогично замечает, что утверждение теоретика о том, что большее количество блага предпочитается меньшему, предполагает так или иначе применение исследовательской процедуры in vaccuo. На самом деле такое утверждение не имеет экспериментального характера и тем самым не есть применение процедуры in vaccuo; это – праксиологическое утверждение, имеющее универсальный характер. Поскольку благом по определению является любой объект человеческих стремлений, то предпочтение большего меньшему есть просто частный случай предпочтения одного блага перед другим. Поэтому Кеннеди не прав, когда утверждает, что этот аргумент является порочным кругом, так как факт осуществления действия никоим образом не является «кругом». Кекскемети фактически утверждает, что для выявления предпочтений метод анкетного опроса предпочтительнее, чем наблюдаемое поведение. В основание его аргументов положена ложная дихотомия этических оценок и оценок полезности. Этические оценки могут рассматриваться или как идентичные суждениям о полезности, или как подмножество последних, но никак не отдельно от них. Ср.: Kennedy Ch. The Common Sense of Indifference Curves // Oxford Economic Papers. January 1950. P. 123-131; Arrow K. J. Review of Paul Keckskemeti's Meaning, Communication, and Value // Econometrica. January 1955. P. 103. [вернуться]

11. Kennedy. The Common Sense of Indifference Curves. Статья Кеннеди является лучшим кратким изложением теории выявленных предпочтений. [вернуться]

12. Эта ошибка также связана с копированием методологии, принятой в физике, где такие предположения, как отсутствие трения, полезны в качестве первых приближений – от неизвестных объяснительных законов к известным фактам. Относительно скептицизма по поводу ценности ложных аксиом, см.: Bronfenbrenner M. Contemporary Economics Resurveyed // Journal of Political Economy. April 1953. [вернуться]

13. Аксиому существования целей можно рассматривать как положение философской психологии. В этом смысле праксиология действительно тесно связана с психологией, но в процессе своего развития праксиология совершенно расходится с линией развития собственно психологии. Праксиологическое понятие цели непосредственно восходит к лейбницевской традиции философской психологии, тогда как позитивисты, бихевиористы и ассоционисты исходят из противоположной – локковской традиции. Обсуждение этого вопроса см. в: Allport G. W. Becoming. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1955. P. 6-17.[вернуться]

14. Таким образом, закон убывающей предельной полезности ни в коей мере не опирается на психологический закон насыщения потребностей, сформулированный так или иначе, но базируется на праксиологической истине, согласно которой первые единицы блага будут направлены на те цели, которые ценятся выше всего, следующие единицы – на следующие по ценности направленияям использования и т.д. [вернуться]

15. Little I. M. D. A Reformulation of the Theory of Consumers' Behavior // Oxford Economic Papers. January 1949. P. 90-99. [вернуться]

16. Pareto V. On the Economic Phenomenon // International Economic Papers. No 3. 1953. P. 188-194. Блестящее опровержение см. в.: Croce B. On the Economic Principle. Parts I, II // Ibid. P. 175-176, 201. Знаменитый спор Кроче vs Парето – яркий пример ранних столкновения праксиологической и позитивистской точек зрения в экономической науке. [вернуться]

17. Любопытный современный пример комбинации обоих типов ошибок находим у Вивиана К. Уолша. С одной стороны, он до крайней степени бихевиорист, отказывающийся признавать, что вообще какие-либо предпочтения соответствуют действию или могут быть продемонстрированы им. С другой стороны, он также придерживается точки зрения крайнего психологизма, утверждая, что можно непосредственно наблюдать психологические состояния сами по себе. Для этого он возвращается к «здравому смыслу». Но вся эта конструкция является ложной, потому что психологические «наблюдения» Уолша – это идеальные типы, а не аналитические категории. Таким образом, когда Уолш говорит, что: «высказывание о том, что кто-то является курильщиком, отлично от высказывания, что он курит сейчас», он поддерживает первый из упомянутых им типов утверждения в отношении экономической науки. Однако такие утверждения являются историческими идеальными типами, пригодными для истории и психологии, но не для экономического анализа. Ср.: Walsh V. C. On Descriptions of Consumers' Behavior // Economica. August 1954. P. 244-352. Об идеальных типах и их отношении к праксиологии ср.: Мизес. Человеческая деятельность. P. 59-63.[вернуться]

18. Armstrong W. E. A Note on the Theory of Consumer's Behavior // Oxford Economic Papers. January 1950. P. 199 ff. По этому вопросу, см. опровержение Литтла в: Little I. M. D. The Theory of Consumer's Behavior - A Comment // Ibid. P. 132-135. [вернуться]

19. Приоритет Мизеса в формулировке этого вывода был признан профессором Роббинсом; ср.: Robbins L. Robertson on Utility and Scope // Economica. May 1953. P. 99-111; Mises. Theory of Money and Credit. P. 38-47 и др. На роль Мизеса в построении ординалистской теории предельной полезности практически вообще не обратили внимания. [вернуться]

20. Эта ошибка впервые встречается, вероятно, у Джевонса. Ср.: Jevons W. S. Theory of Political Economy. London: Macmillan, 1888. P. 49 ff.[вернуться]

21. Тот факт, что именно это рассуждение лежит в основе отрицания ординалистами предельной полезности, можно обнаружить у Джона Р. Хикса: Хикс Дж. «Стоимость и капитал». М.: Прогресс, 1988. P. 112. О том, что многие ординалисты сожалеют о потере предельной полезности, можно заметить из заявления Эрроу: «Старая дискуссия об убывании предельной полезности вследствие стремления удовлетворить первыми наиболее насущные потребности (intense wants) имеет больше смысла, чем современный анализ кривых безразличия, но она, к сожалению, связана с несостоятельным понятием измеримой полезности». Цит. по: Robertson D. H. Utility and All What? // Economic Journal. December 1954. P. 667.[вернуться]

22. Хикс признает ошибочность предположения о непрерывности, но смутно лелеет надежду, что все будет хорошо, когда индивидуальные действия будут агрегированы. Хикс. «Стоимость и капитал». Стр. 11. [вернуться]

23. Анализ концепции совокупной полезности впервые был осуществлен Мизесом в «Теории денег и кредита» (p. 38-47). Он был продолжен Харро Ф. Бернарделли [Harro F. Bernardelli], в частности, в его статье The End of the Marginal Utility Theory // Economica. May 1938. P. 206. Ошибка исследования Бернарделли, однако, состоит в том, что он пытается придать своему изложению математическую форму. О неспособности экономистов-математиков понять такой метод рассмотрения предельного и совокупного см. критику Бернарделли: Samuelson P. A. The End of Marginal Utility: A Note on Dr. Bernardelli's Article // Economica. February 1939. P. 86-87; Lancaster K. A Refutation of Mr.Bernardelli // Economica. August 1953. P. 259-262. Ответ Бернарделли см.: Bernardelli. A Reply to Mr. Samuelson's Note // Economica. February 1939. P. 88-89; Idem. Comment on Mr. Lancaster's Refutation // Economica. August 1954. P. 240-242. [вернуться]

24. См.: Kennedy, Ch. Concerning Utility // Economica. February 1954. P. 13. Статья Кеннеди, кстати, является попыткой реабилитировать некую разновидность кардинализма посредством различения понятий «количества» и «величины», а также использования понятия «относительного сложения» (relational addition), введенного Бертраном Расселом. Данный подход, несомненно, не выдерживает критики, основанной на «бритве Оккама» – великого принципа науки, согласно которому не следует умножать сущности без необходимости. По поводу критики, см.: Robertson D. H. Utility and All What? P. 668-669.[вернуться]

25. Robbins L. Robertson on Utility and Scope. P. 104. [вернуться]

26. Lange O. The Determinateness of the Utility Function // Review of Economic Studies. June 1934. P. 224 ff. К сожалению, Ланге отказался от выводов своего собственного исследования и принял предположение кардинализма, исключительно из-за того, что очень хотел достичь определенных милых его сердцу выводов относительно «общественного благосостояния». [вернуться]

27. См.: Mises. Theory of Money and Credit. P. 97-123. Мизес ответил критикам в книге «Человеческая деятельность» (с. 382 сл.). Единственный вариант критики после этого был выдвинут Гильбертом, который утверждает, что теорема не объясняет, каким образом после крушения денежной системы можно ввести бумажные деньги. По-видимому, он ссылается на случаи, подобные германской рентной марке (Rentenmark). Ответ, конечно, заключается в том, что такие деньги не были введены de novo; золотое обращение и международный обмен существовали до того, как появились отдельные валюты. Ср.: Gilbert J. C. The Demand for Money: the Development of an Economic Concept // Journal of Political Economy. April 1953. P. 149. [вернуться]

28. Samuelson. Foundations of Economic Analysis. P. 117-18. О схожих атаках на ранних австрийских экономистов, ср.: Knight F. H. Introduction // In: Menger C. Principles of Economics. Glencoe, Ill.: The Free Press, 1950. P. 23; Stigler G. J. Production and Distribution Theories. New York: Macmillan, 1946. P. 181. Стиглер критикует Бём-Баверка за его решительный отказ от концепции «взаимного определения» и за «устаревшее понятие причины и следствия», объясняя это тем, что Бём-Баверк был плохо подготовлен в математике. О критике Менгера концепции «взаимного определения» ср.: Hutchison T. W. A Review of Economic Doctrines, 1870-1929. Oxford: Clarendon Press, 1953. P. 147. [вернуться]

29. Сторонники теории кривых кбезразличиязаблуждаются также, когда делают предположение о существовании бесконечно малых приращений; это допущение существенно для их геометрических представлений, но ошибочно с точки зрения анализа человеческого действия. [вернуться]

30. Armstrong W. E. The Determinateness of Utility Function // Economic Journal. 1939. 453-467. Точка зрения Армстронга, согласно котрой безразличие не является транзитивным отношением (как предполагал Хикс), применима только к случаю одного товара, единицы которого имеют разный объем. Также ср.: Armstrong. A Note on the Theory of Consumers' Behavior. [вернуться]

31. Little. A Reformulation of the Theory of Consumers' Behavior; Idem. The Theory of Consumer's Behavior - A Comment. Другим недостатком подхода на основе выявленных предпочтений Самуэльсона является то, что он также стремится «выявить» кривые безразличия. [вернуться]

32. Macfie A. L. Choice in Psychology and as Economic Assumption // Economic Journal. June 1953. P. 352-367. [вернуться ]

33. Соответственно, ср.: Шумпетер Й. А. История экономического анализа. СПб., 2002. [вернуться]

34. См. также предупреждение Кроче относительно использования в анализе человеческой деятельности иллюстраций из жизни животных. Croce. Economic Principle I. P. 175. [вернуться]

35. Kennedy. The Common Sense of Indifference Curves. Idem. On Descriptions of Consumer's Behavior. [вернуться]

36. Baumol W. J. Welfare Economics and the Theory of the State (1952) Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1965. P. 47 ff. [вернуться]

37. Нейман Дж., Моргенштерн О. «Теория игр и экономическое поведение». Москва: Наука, 1970. (страницы пока даются по по английскому изданию: pp.8, 15-32, 617-32). [вернуться]

38. См. превосходную обзорную статью Армена А. Алчяна: Alchian A. A. The Meaning of Utility Measurement // American Economic Review. May 1953. P 384-397. Ведущими сторонниками подхода Ноймана-Моргенштерна являются Маршак [Marschak], Фридман [Friedman], Сэвидж [Savage] и Самуэльсон [Samuelson]. Претензия этой теории, даже в ее наиболее аккуратной формулировке, на измерение полезности, была элегантно установлена Элсбергом, который также опроверг все попытки Маршака придать этой теории нормативный смысл. Однако, критика Элсберга остается в рамках все той же методологической посылки об операциональной значимости. См. Ellsberg D. Classic and Current Notiopns of Measurable Utility. Economic Journal (Sept. 1954): 528-56. [вернуться]

39. Mises R. von. Probability, Statistics, and Truth. New York: Macmillan, 1957. Мизес. «Человеческая деятельность». Стр. 101-112. Модные сегодня теории вероятности Рудольфа Карнапа [Rudolf Carnap] и Ганса Рейхенбаха [Hans Reichenbach] не смогли поколебать действенность подхода Рихарда фон Мизеса. Он опроверг их в третьем немецком издании своей работы, к сожалению, не переведенном на английский язык. См.: Mises R. von. Wahrscheinlichkeit, Statistik, und Wahrheit. 3. Aufl. Vienna: J. Springer, 1951. Единственной заслуживающей внимания критикой Рихарда фон Мизеса была аргументация У. Нила [W. Kneale], который указал, что приписывание числовых значений вероятности зависит от бесконечной последовательности, тогда как ни в одном человеческом действии не может существовать бесконечной последовательности. Это, однако, скорее снижает эффективность применения числовой вероятности даже к таким случаям, как лотереи, чем способствует расширению ее действий в других областях. Также см.: Little. A Reformulation of the Theory of Consumers' Behavior. [вернуться ]

40. Фрэнк Найт сформулировал фундаментальное различие между узким классом актуарных рисков и гораздо более широко распространенным явлением неактуарной неопределенности. Knight, Frank H. Risk, Uncertainty, and Profit. 2nd ed. London: LSE, 1940. Шэкл (G.L.S. Shackle) также довел до высочайшего уровня критику применения теории вероятности к экономике, особенно подхода Маршака. Его собственная «теория сюрприза», однако, встретила аналогичные возражения. См. C.F. Carter, Expectations in Economics. Economic Journal (March 1950): 92-105, а также G.L.S. Shackle. Expectations in Economics, Cambridge, Mass.: Cambridge University Press, 1949, pp. 109-23. [вернуться]

41. Любопытно, насколько охотно экономисты обсуждают азартные игры, предполагая с самого начала, что их участник не любит в них играть. Именно это предположение лежит в основе знаменитого «доказательства» Альфреда Маршалла «иррациональности» азартных игр (по Маршаллу азартные игры иррациональны вследствие убывания полезности денег для каждого индивидуума). [вернуться]

42. Об этом см. в von Neumann and Morgenstern. Theory of Games and Economic Behavior, pp. 16-17. [вернуться]

43. Morris R. Cohen. A Preface to Logic (New York: H. Holt, 1944), p. 151. [вернуться]

44. Об измерении см.: Campbell N. What is Science? New York: Dover, 1952. P. 109-134; Ibid. An Account of the Principles of Measurement and Calculation. London: Longmans, Green, 1928. Хотя точка зрения на проблему измерения, изложенная выше, не является сегодня модной на сегодняшний день, за ней стоит научный авторитет г-на Кэмпбелла. Описание полемики Кэмпбеллом и С. Стивенсом [S. Stevens] по проблеме измерения интенсивностей было включено в неопубликованный черновик работы Карла Г. Гемпеля «Образование понятий» [Hempel C. G. Concept Formation], но к сожалению не вошло в опубликованный труд: Hempel C. G. Fundamentals of Concept Formation in Empirical Science. Chicago: University of Chicago, 1952. Критику Кэмпбелла можно найти в: Ferguson A. et al. Interim Report. British Association for the Advancement of Science Final Report, 1940. P. 331-349. [вернуться]