Зимой 1938 года в историю Воркуты была вписана одна из самых мрачных страниц. Для этапирования стали готовить пересылку на старом кирпичном заводе. Руководил этой подготовкой Царев – недавно прибывший начальник, член партии, розовый, веселый, обходительный. Он приехал к нам, чтобы в железнодорожных мастерских заказать разный инвентарь.

Нас тогда поразило, что заказывалось большое количество ломов и железных лопат.

Затем Царев получил несколько больших брезентовых палаток, в которых можно было разместить добрую тысячу человек. ...

Охрану кирпичного завода сформировали исключительно из вольнонаемных вохровцев, главным образом коммунистов и комсомольцев. Командиром назначили тоже партийца – Потемкина...

Каждую ночь уполномоченный выхватывал несколько человек, держал их до формирования партии в изоляторе, а затем отправлял. ... Гнали туда главным образом осужденных Особым совещанием на небольшие сроки, но много шло и десятилетников. Брали в основном пятьдесят восьмую... Но видно было, что попасть мог любой.

Тянулось это всю зиму. Все понимали, что гонят не на этап. ... Из Москвы прибыл старший лейтенант госбезопасности (значит, подполковник) Кашкедин в сопровождении еще трех лейтенантов. С их прибытием местность вокруг кирпичного оцепили караулами, так что к заводу нельзя было приблизиться на десять километров.

В конце зимы просочились подробности того, что делалось на кирпичном. Кашкедин имел задание расстрелять собранную там тысячу человек, или, как говорилось в шифрованных радиограммах, "произвести глубокое бурение". Но перестрелять столько народу было непростым делом. Чтобы передавить тысячу клопов, и то надо подумать, как организовать работу. А Кашкедин, как все чекисты, которых мы наблюдали, организовывать ничего не умел.

Сначала он придумал такой порядок уничтожения. Людям объявляют, чтобы они готовились к бане. Выводятся первые десять человек, они раздеваются в предбаннике, ничего не подозревая идут в натопленную баню, там их убивают, трупы выносят. Затем вводят второй десяток и т.д. Но когда первые, раздевшись в предбаннике, вошли в баню и увидели там вооруженных вохровцев, которые приготовились стрелять, началась свалка: кого-то успели застрелить, но кто-то схватил шайку и бросился на вохровцев, кто-то зачерпнул кипятку и стал плескать на солдат. Все закрылось паром, стреляли наугад, беспорядочно и долго. Эту стрельбу услышали в палатках, и началась паника. ... Намеченный порядок пришлось отставить.

Примерно через неделю после своих неудач Кашкедин объявил, чтобы заключенные готовились к отправке на этап. Все было обставлено, как полагается. Людей вызывали с вещами, сверяли личности с формулярами, строили в колонну. Когда колонна была готова, по ней вдруг начали палить из пулеметов. В первый момент никто ничего не понял, а так как стреляли несколько пулеметов, то вначале было побито много людей. Но в следующие минуты началась паника. Стали падать, уползать, бежать. Пулеметчики стреляли уже не по колонне, а по отдельным движущимся фигурам. Потом Кашкедин с помощниками и солдатами долго еще бродили по полю, пристреливая раненых, выискивая и убивая отползших. Оцепление не снимали несколько суток. Когда наконец собрали все трупы, пересчитали и убедились, что никто не уполз и не сбежал, Цареву было поручено организовать захоронение. Для этого он и запасался ломами и лопатами. Потемкину и его солдатам выдали денежные премии и предоставили путевки в санатории, а Кашкедин улетел в Москву.

Вскоре в одном из номеров центральных газет появился указ о том, что "за образцовое выполнение специального задания правительства" Кашкедин награжден орденом Ленина. В указе были и другие фамилии: массовое уничтожение заключенных проводилось и на Ухте, Колыме, в Норильске...

Сведения о секретах государственной безопасности почему-то всегда распространялись. Весной мы узнали, что Кашкедин радировал начальнику лагеря, чтобы "для целей глубокого бурения" были подготовлены еще две-три тысячи человек.