"От четверга до четверга" за 7 декабря 2000 г.
Про воспоминания Н.А. Варенцова
Про книжки (из письма)
О гимне несчастных замолвите слово...
Про краткость встреч и крепость кофе (одна среда)
Про воспоминания Варенцова
Кому про актуальные события, можно сразу переходить сюда.
Идет по разорванному пространству человек. Тянет огромную иглу с ниткой, много больше его самого. Сшивает разорванное. Тяжело, поди... Звать его Акунин, родом грузин. Умен, как бес. Добр, как человек. Притом мудр. Нравится он мне.
Помочь и ободрить его, его и нас, терпеливо воспитуемых им, получивших от предков чувство собственной страны, или приобретших его самостоятельно, для этого она вынырнула из-под пачки английских финансовых времен, упала на пол, раскрылась на случайной странице...
Гляди-ка, книга!
* * *
В 1999 году в издаваемой "Новым литературным обозрением" серии "Россия в мемуарах" вышли воспоминания потомственного почетного гражданина, московского купца и промышленника, широко известного в Москве в начале XX века, – Николая Александровича Варенцова.
=====================================================================
Варенцов Н.А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. Вступительная статья, составление, подготовка текста и комментарии В.А. Любартовича и Е.М. Юхименко. Москва, "Новое литературное обозрение", 1999. – 848 с. ISBN 0869-6365; ISBN 5-866793-054-8
=====================================================================
Без восклицательных знаков не обойтись...
Низкий поклон публикаторам! Хвала славным издателям! Огромная благодарность семейству, уберегшему это поразительное свидетельство духовной мощи, нравственного здоровья и несгибаемой силы этого человека!
Личность поразительная! (ниже использованы факты, приведенные во вступительной статье к книге).
Поражают уже годы его жизни: 1862-1947, стало быть родился до франко-прусской войны, в начале царствования Александра II, через год после отмены крепостного права, умер в сталинском Советском Союзе, после окончания Второй мировой войны, после Освенцима и Хиросимы.
Как скобой сшитые расколотые времена... Со скрипом входит шип в проушину, накладывается скоба, сверху обухом звонко – дзынь! И становится все на свои места.
Особенно это видно, если учесть, что Николай Александрович подробно излагает историю своего рода, идущего из Переславль-Залесского, в конце XVIII века один из Варенцовых, торговавший москательным товаром, перебрался в Москву, прадеда Н.А. Варенцова можно увидеть у нас в Москве, в очаровательном Музее Тропинина, с золотой медалью "За полезное" на аннинской ленте, дед был гласным городского суда, отец получил от него сильно обедневшую чайную торговлю с Китаем (студентам – объясните влияние наличия серебряного стандарта в Китае и золотого в России на взаимную торговлю между купцами этих стран, но это позже, когда герой уже войдет в дела), значительно поправить ее не сумел и умер, завещав четырем дочерям и сыну (будущему мемуаристу) "быть всю жизнь честными людьми", а также передав им понимание роли образования (французские книги с его пометками на полях держали в руках, не умея, подозреваю, прочесть, внуки автора рецензируемых воспоминаний...). Вдова с пятью детьми перебралась с Земляного Вала в Кадаши, где и вырос будущий купец и промышленник.
Публикаторы отмечают высокую ценность книги воспоминаний Варенцова как представителя жанра – рассказы о России промышленной, купеческой. Скажем, известные воспоминания Бурышкина (Бурышкин П.А., "Москва купеческая", М., 1990) уступают варенцовским по богатству, широте охвата событий и сообщаемой информации. Это не удивительно, если учесть, что Бурышкин, будучи на 25 лет моложе Варенцова, стал активным участником деловой и общественной жизни за два года до войны, в 1912-м году. Воспоминания Варенцова представляют огромную ценность и как исторический источник. Описываемых людей мемуарист знал лично, и не просто был знаком, а в течение многих лет вел с ними дела. Происходя из потомственных, хотя и обедневших, купцов, был женат на дочерях Найденова и Перлова (чаеторговец, построивший "Китайский дом" напротив почтамта, потом магазин "Главчай", сейчас "Чай-кофе", находящийся в перманентном ремонте), постоянно был вхож в круг предпринимателей и целых предпринимательских династий, таких как Морозовы, Бахрушины, Н. Найденов, Н.А. Алексеев, Хлудовы (М. Хлудов послужил Островскому прототипом его Хлынова из "Горячего сердца"), Рябушинские, Перловы, Коноваловы, Рукавишниковы, Прохоровы и многие, многие другие. Он встречался с Сувориным, Витте, вел. кн. Николаем Константиновичем, Барановым, Горемыкиным, Менделеевым, Гучковым и другими деятелями русского общества.
Кроме того, по обычаям того времени, автор много путешествовал, и по делам, и по частным (семейным) надобностям, о чем в воспоминаниях есть немало ярких страниц, благо он вел путевые дневники. Вся Россия, Средняя Азия, Египет, Средиземноморье, европейские страны, Рим, Париж, Вена...
Сверка с другими источниками, а также справочниками и прессой того периода показывает, что Варенцов скрупулезно точен в именах даже эпизодических персонажей, в деталях даже второстепенных событий. Это позволяет предположить, что Варенцов писал воспоминания, используя записи, переписку и иные собственные материалы, относящиеся к описываемым годам. По всему строю книги также видно, что перед нами человек, стремящийся к правдивости и точности, но не скрывающий своего отношения к событиям и людям под маской "объективности" (бог весть, что это такое, применительно к воспоминаниям!)
Нажив собственным умом, отвагой и горбом 11 миллионов, успешно ведя, а в ряде случаев организовав на пустом месте важнейшие торгово-промышленные предприятия, став без видимых усилий и не поступаясь при этом моральными принципами влиятельным человеком России (имел Станислава 3-ей степени и золотую Бухарскую звезду 1-й степени (это для одного моего друга, питающего слабость к орденам, вы не обращайте внимания, он поймет), Николай Александрович начал писать воспоминания не ранее 1930-го года, т.е. имея за плечами 68 лет (!).
Работа над рукописью была закончена в конце 1930-х. К этому моменту он потерял почти всех.
В первую мировую прапорщиком погиб на фронте старший сын, второй был расстрелян в "вегетарианском" 1927 году по сфабрикованному делу, третий сын умер в эмиграции в Китае, дочь и зять сгинули в мясорубке ОГПУ в начале 30-х, жена умерла от тифа и от горя, избежав готовившегося ареста. Сам сел, но скоро выпустили – нищий старик, что с него возьмешь... Позже, в ополчении 1941-го года погиб четвертый сын.
Младший сын, Андрей, похоронил отца в январе 1947 года на Немецком (Введенском) кладбище в Москве, у Большой боковой аллеи. Последними словами Н.А. Варенцова были "Слава Богу!"
Публикаторы указывают на уникальность этой книги. Дело в том, что банкирские и промышленные мемуары, написанные до революции, настолько редки, что их можно считать несуществующими. Оно и понятно – занятые люди дневников не ведут, и воспоминаний не пишут. Купеческие воспоминания бывали, иногда, в тех случаях, когда они были доведены до такого состояния, что их можно было прочесть, бывали даже напечатанными. Но их авторы не предназначали их для публики, печатали ничтожными тиражами, которые и тиражами-то назвать было нельзя, с указаниями "Для лиц, принадлежащих и близких к роду составителя" (таковы, например, мемуары Н.А. Найденова – "Воспоминания", М., 1903, Т. 1).
Были другие мемуаристы – коллекционеры и меценаты из купеческого сословия. Но они в своих записках касались, как правило, высоких, спонсируемых материй – литературы, искусства... (Щукин, Бахрушин, Сытин, Сабашников).
Некоторые мемуаристы писали узко – только о собственных предприятиях, многие замахивались на большой объем, но редко доводили до конца.
После 1917 года оставшийся не у дел практический слой России тоже не имел склонности к писательству (что не удивительно). Если добавить к этому тот факт, что большие книги воспоминаний оставило служивое сословие всех рангов и разрядов, революционеры и писатели, получится поразительный результат. Похоже, мы не имеем истории русского бизнеса, рассказанной ее участниками и делателями. Книга Варенцова в существенной мере восполняет этот пробел.
* * *
Для тех, кто уже размялся, чтобы бежать в книжный покупать книжку Варенцова, я наговорил тут больше чем достаточно.
Для остальных – зайдите на "Сведения о деловых обычаях по материалам воспоминаний Н.А. Варенцова". Там рубрикация – моя, в стилистике MBA-шной бурсы, на английском языке. Кто английского не знает, – объясняю: это пародийные заголовки, они сделаны "под настоящие" заголовки материалов, изучаемых в американских экономических техникумах и ПТУ (чем, собственно, программы MBA и являются). Но! Это вполне можно использовать в качестве пособий или иллюстративного материала при изучении многих дисциплин – от истории хозяйства или там институциональной экономике, до лингвистических изысканий.
Хочу сразу оговориться: выложенное ни в коей мере не реферат!!! Это, скорее, нарезка, причем очень специфическая, для определенной задачи (какой, не скажу, она не имеющей отношения к данному сайту).
Пришло неделю, наверное, назад, прошу прощения у автора.
=====================================================================
"…Вчера в магазине "ТЕРРА" (метро "Улица 1905 года") купил книжку Юрия Фельштинского "Вожди в законе" (ТЕРРА - Книжный клуб, 1999). Вот оглавление: Деньги революции – Брестский мир – Убийство Мирбаха и разгром партии левых эсеров – Ленин и Свердлов – Был ли замешан К. Радек в убийстве К. Либкнехта и Р. Люксембург – Тайна смерти Ленина.
Насколько я понял, это популяризованное изложение его основных работ (вся книжка - 359 страниц,, это меньше, чем в одной только его же книге "Брестский мир. Крушение мировой революции"). Магазин "ТЕРРА" на улице Красная Пресня, слева от кафе "Макдональдс" в соседнем доме. Возможно, та же книжка есть и в магазине ТЕРРА на проспекте Мира (м. Рижская, по правой стороне проспекта в сторону центра). Еще по поводу книжек (информация недельной давности). В "Летнем Саду" Мизеса уже нет (ни на Большой Никитской, 46, ни в филиале на входе в библиотеку им. Ленина). Мизеса я купил в Молодой Гвардии (м. Полянка). Зато в "Летнем Саду" (и в филиале) есть книга Якова Гордина "Кавказ. Земля и кровь" про историю кавказских войн прошлого века. Там же есть книга Савелия Дудакова "Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России". Обе эти книги, несмотря на солидную цену, летом быстро исчезли из "Библио-Глобуса".
=====================================================================
За письмо спасибо. Могу обрадовать – в "Летнем саду" на Б. Никитской Мизес опять есть, т.е. по крайней мере вчера там был, видел сам. Вот вкрутим сюда поиск, называемый иными search, да и выставим тут весь вольюм, причем не главу за главой, а в меру актуальности этих глав, в субъективной, естественно, оценке выставляющих.
О гимне несчастном замолвите слово...
Давно не испытывал такого простого чувства как в эти дни, когда разыгрывалась история с гимном.
Разумеется, Рогов прав в своей оценке (см. http://www.polit.ru/documents/379292.html). Прав он, прежде всего, в знаке и величине реакции.
Прочтя, понял, что прав он и в оценке масштаба события. Гуманитарная катастрофа какая-то, помрачение ума.
Прочтя и подумав, решил, что гуманитарная катастрофа вовсе не разразилась, а продолжает, так сказать, иметь место у значительной части моих несчастных сограждан.
Вдруг пронзительное чувство жалости пронзительно пронзило меня. Вот они, стоят, поют свой гимн, вцепившись в тот единственный кусок прошлого, от которого им и почет и прокормление, единственная их легитимность на этом свете. Прикипели.
И может, быть, это хорошо, что продолжается затянувшийся нравственный сон поколения? Кто знает, на какие роковые поступки способна вдруг пробудившаяся историческая совесть? Тщательно выбирая из прошлого изюм, что поприятней, что как-то подслащивает в старости горечь неправедно прожитой жизни, только и можно сохранить этот уже совершенно безумный в своей упертости взгляд на себя самих: все нипочем, опять молодец!
Или правы те, кто полагает, что истинный смысл происходящего от нас фатально скрыт? Были у нас тут гости, на Наташины пироги званы были (я им посоветовал особо не привыкать, потому что в наступающем веке такая вещь как пироги, особенно с капустой и с яблоками, но и с малиной тоже, и особенно в Наташином исполнении вполне обоснованно могут угодить в какие-нибудь списки наркотических веществ, и как только мы рассядемся их привычно принять, к вам ворвутся, закричат, затопают ногами, уложат на пол, ничего не возьмут, но все разобьют, пироги отнимут и будут их показывать по телевизору, а зрителям будет зябко и страшно), да, гости, значит. И рассказали гости про Ливанова, который Шерлок Холмс, и Карлсон, и еще десятки отличных ролей. Как Ливанов рассказывал о своем детстве, а ведь его отец был знаменитейший мхатовский актер, друживший, между прочим, с самим Василием Чкаловым. И Чкалов у них дома часто допоздна засиживался. И ближе к ночи делались с лицом прославленного летчика какие-то жуткие вещи – гримасы или тик, но рожи корчил он вроде как мы, бывает, корчим весной у окна. И однажды мама маленького тогда еще Ливанова набралась храбрости и спросила, что это у него с лицом, может заболевание какое, или впрямь тик. И прославленный ас ответил, сильно удивившись, да что ты, мол, какой такой тик? Это я под столом сапоги снимаю.
Вот, может, и с гимном этим несчастным так же? Мы думаем, что у кого-то тик, а их помыслы сосредоточены в это время совсем на другом? И нам, как ливановской маме, надо просто спросить – что это у вас, может какое заболевание?
Или прав Рогов – что это очень плохой признак. Значит страна такая – замученные есть, а детей у них нет. То есть физически они, может, и есть, но нет детей, оскорбившихся или хотя бы опечаленных за униженных, обобранных, замордованных отцов и дедов. Это же растление какое-то – петь с восторгом с палачами твоих предков гимн, прославляющий это время (такой безобидный никнейм для палачей). И что же это за руководители государства, не отождествляющие себя прежде всего с теми, кто своими безвинными костьми вымостил пресловутую дорогу славных свершений? А наоборот, отождествляющие себя исключительно с теми, кто по этой дороге хрустко шагал?
Или прав не Рогов, а наука демография? И нет никаких детей жертв, померли от недоедания и болезней, а поют как раз вполне сытые и гладкие потомки тех, кто сладко ел, да мягко спал, и никакие там кости ему не мешали, и мы хотим сладко есть да мягко спать, а прочее все – от лукавого, вот мы и поем гимн, кто лукаво поблескивая очками, кто сияя ямочками на небритых щеках, считаем вздором всякие сантименты, выковыривая очередные словеса из вполне крепких еще зубов и скармливая доверчивой и благодарной, как пес Шарик, публике?
Или права Айн Рэнд, что нас ловят на наживку добрых намерений. "Миллионы говорите? Но это же во имя счастья всех людей! А вы думали, мы что – злодеи, маньяки какие-то, просто так убиваем, из любви, так сказать, к искусству? Мы ж все для вас стараемся, чтоб народу лучше жилось, ни для чего другого. Да вы посмотрите, только, вокруг – вон, Каменный мост, по нему троллейбус идет, космос вон создали, разруху преодолели..." И мы, как одурманенные, успокаиваемся. А-а-а-а, это же они не для себя, они же хорошего хотели. И миллионы как-то уже иначе выглядят, не так убедительно. Добрые намерения в нашей системе ценностей весят горазда больше каких-то там миллионов, про которые и вспоминать-то неприятно.
Кто же прав? Опять одни вопросы.
Но это все высокие, так сказать, материи. Может, тут доходчивей будет земная проза?
Ректор МГУ на совещании ректоров сказал, что скоро некому будет мост через Москву-реку починить, придется инженеров из Турции выписывать. Почему из Турции, это уж я не знаю, увидите – спросите у него сами.
Но вот что неожиданно стало понятно.
Будете этот свой гимн продолжать петь – будете выписывать, факт. На щедрые пакеты я бы особых надежд не возлагал. Вспоминается реплика коллеги нынешнего президента, кстати тоже из Ленинграда, зафиксированная мемуаристом. Когда молодой талантливый балетчик Барышников остался на Западе, уполномоченный по культуре гебешник, тоже молодой человек, сказал с искренним непониманием: "Чего ему не хватало? Мы уже решили ему "Волгу" вне очереди выделить..."
Так что придется инженеров выписывать. Придется и по котельным лазать, а когда надоест, придется чрезвычайку вводить для решения задач отопления. Много чего еще придется делать под звуки этого гимна.
Потому что иначе все было бы слишком просто. К счастью (хотя, наверное, для кого-то к сожалению), но не может так быть, чтобы и в крови искупаться вволю, и пограбить-пошалить вволю, и лгать и предавать без счета, и не признать ничего, не раскаяться ни в чем, и после всего этого весело и безмятежно шагать в будущее, рассчитывая что все образуется, что наладится все, что заслуженная этими трудами великими (устали даже, но – горды) счастливая жизнь, не без проблем, но проблем совершенно иного уровня, вот-вот начнется, стоит сломить сопротивление последних, не желающих петь эту песнь...
Не получится. Будете петь этот гимн – будете до морковкиных заговений населению канализацию чинить. Правильно ректор волнуется. Он – ученый, с большим опытом человек. Он такие вещи нутром чует. Кончаются крепкие хозяйственники. А новые не заводятся.
Впрочем, что это я. Для коттеджа, или поселка там, можно будет ведь и из Англии сантехника выписать – бюджет-то с профицитом...
Но если вы этим удовлетворены, что ж, тогда пойте. Это – ваш гимн, вы его заслужили (все слова под ударением). Вы думаете, что вы сугубые функциональные технократы, но это иллюзия. Когда этот факт до вас дойдет, вы сможете петь этот свой гимн у себя в поселке (тому английскому сантехнику, он тут иностранец) или распевать на пару с водителем и охраной в машине по дороге на службу. Мне вас очень жаль, потому что даже спихнуть собственную глупость вам будет не на кого. Сами придумали этот бред с этим гимном, сами внесли, сами проголосовали... При всем честном народе.
Про краткость встреч и крепость кофе (одна среда)
Я был раньше жутко общительный человек. А потом как-то больше домоседство полюбил. И до сих пор предпочитаю без практической необходимости ни с кем не встречаться. Ну и знакомиться тоже. Я даже такую мантру придумал, когда люди, меня не знающие, меня куда-то зовут, говоря: там можно будет познакомиться с большим количеством людей. Я им тогда говорю, припадая на костыль и поправляя вставную челюсть и стеклянный глаз. "Деточка, – шамкаю я им, – я знаком с гораздо большим количеством людей, чем мне хотелось бы". Они, конечно, тут же пугаются и убегают, а я отставляю костыль, меняю вставную челюсть и стеклянный глаз на настоящие и возвращаюсь к своим занятиям, или отправляюсь по своим делам, а когда выдается свободный час-полтора или суббота там, еду играть в футбол на заветные университетские площадки, которые есть отдельный феномен и песня, неизменно присутствующие в моей жизни года этак с 70-го.
Но бывают обстоятельства, когда надо отбросить предубеждения и выполнить пусть и несложные, но не всегда приятные обязанности. Так случилось и в минувшую среду.
Думаю, что пока еще рассказ о частных обстоятельствах частной жизни не является доносом (хотя чувствую, как эта культура глухо урчит, ворочается, готовится к новому году, новому веку, торопит события, но пока степенно). Так что расскажу про среду.
Прочитав статью о гимне Константина Р, я немедленно направил ему поздравление. В ответ он прислал мне ссылку на голосовалку (http://www.polit.ru/antigimn.html, линк не ставлю, так поход по этой ссылке пару раз подвешивал у меня систему). Исполнив свой гражданский долг и проголосовав, я, особо не надеясь ни на что, пригласил его на одну встречу, посулив в подарок русский перевод одной толстой книги одного австрийского автора (догадайтесь с трех раз, какого).
Дело в том, что до этого на то же время, в то же кафе в самом центре Москвы, я пригласил своего коллегу и доброго друга, Бориса Л, приехавшего в Москву в командировку, а также Александра К., переводчика этой толстой книги. Во-первых, пора бы им уже и познакомится, а тут такой случай – Л. в Москве! Во-вторых, мне показалось, что из этого сочетания да еще и с добавлением может родиться что-то удивительное или, по крайней мере, полезное.
Я волновался, придет ли кто. Повестка дня не оглашена, продолжительность встречи не установлена (установление предельной продолжительности для business and/or internal meetings есть простой прием, могущий повергнуть могучие с виду корпорации в организационный прах, что иногда является одной из целей клиента-руководителя такого надутого, но пустого монстра). Чего они попрутся? Константин Р. представлялся мне смесью Сизифа с Прометеем – катать шар ежедневных новостей с выставлением на поклёв печени комментариев, у переводчика идет туманная пора маркетинга издания, а Борис Л. – человек командированный, а у командированных известно какая жизнь – с ранья до вечера на заводе, поесть не успеешь, вечером в общежитие или гостиницу, а там соседи или сослуживцы, ну, командировка, сами понимаете, ужин на газете, котлеты там, яйца вкрутую, тоже печеночное дело...
К моему изумлению пришли все. И даже удалось о чем-то договориться, что-то такое создать, что-то после стало не таким, каким было до.
Краткость этой встречи была вполне компенсирована ее качеством. Я размышлял об этом и об отличном кофе, который так здорово научились варить многочисленные конкурирующие кофейни нашего города, когда шел по переулкам домой. Навстречу шагом, как в сюрреалистическом фильме, выехали всадники на огромных лошадях. Они попросили "на овес лошадкам", я опорожнил карман от тяжелой мелочи к взаимному удовольствию ("сувениры бренчат в багаже") и заторопился дальше. Так. Завтра уже четверг, подумал я, а мне еще...