Бастиа. Экономические софизмы

КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА "СОЦИУМ"

Бастиа Ф.
Экономические софизмы,
или
хитрые уловки, разоблаченные сторонником свободной торговли
Перевод с франц. – М., Челябинск: Социум, Экономика, 2002. – 304 с.
ISBN 5-901901-03-7 (Социум),
ISBN 5-282-02139-0 (Экономика)

Французский экономист первой половины XIX в. Фредерик Бастиа в своих произведениях дал непревзойденную критику протекционистских заблуждений и намеренных подтасовок. Иронические, а иногда и сатирические памфлеты Бастиа вызывали бессильный гнев «сторонников защиты отечественной промышленности и национального труда». Автор демонстрирует всю абсурдность протекционистской логики с точки зрения здравого смысла. Книга написана в яркой публицистической манере и рассчитана на широкий круг читателей. Фрагменты книги («Выравнивание условий производства. Часть I. Софизм 4» и «Покровительство. Часть II. Софизм 13») см. в № 1 "Частного взгляда". Книгу можно купить через электронный магазин http://urss.ru

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ БАСТИА

Судовладелец. Наш флот в отчаянном положении (взрыв возмущения). Это неудивительно, потому что нельзя строить корабли без железа. На мировом рынке его можно было бы купить по 10 франков. Но по закону французский заводчик вынуждает меня платить 15 франков. Таким образом, я плачу ему лишнего 5 франков. Я требую свободы покупать там, где мне заблагорассудится.
Хозяин металлургического завода. На мировом рынке я могу найти людей, которые будут перевозить мою продукцию за 20 франков. Основываясь на законе, судовладелец вымогает с меня за перевозку того же груза 30 франков, значит, он берет с меня лишних 10 франков. Он меня грабит, я его граблю, никто из нас не в убытке.
Политик. Заключение судовладельца весьма неблагоразумно. Не станем расторгать трогательного союза, составляющего всю нашу силу; если мы вычеркнем хотя бы одну букву из теории покровительства, тогда рухнет вся теория.
Судовладелец. Но нам покровительство не приносит пользы; повторяю, что наш коммерческий флот в упадке.
Моряк. Ну так увеличим пошлину, и пусть судовладелец вместо 30 франков берет за фрахт 40 франков.
Министр. Правительство, конечно, будет и дальше развивать превосходную систему импортных пошлин; но я боюсь, что этого все-таки будет недостаточно.
Чиновник. Господа, вы зашли в тупик из-за такого пустяка! Разве нет другого средства спасения, кроме повышения тарифа? Вы верно забываете про налоги? Повысим налог и удовлетворим судовладельцев. Я предлагаю увеличить общественные сборы настолько, чтобы можно было выдавать из полученного излишка 5 франков субсидии всякому судовладельцу за каждый центнер использованного им для постройки судна железа.
Разные голоса. Поддерживайте, поддерживайте это предложение!
Земледелец. Я требую по 3 франка субсидии на каждый гектолитр зерна!
Текстильный фабрикант. Я требую по 2 франка субсидии на каждый метр полотна!
Председатель. Итак, решено. Мы устанавливаем систему субсидий, и это навсегда прославит наше заседание. Теперь ни один промышленник не будет терпеть убытков, потому что у нас есть два простых и верных средства обращать убытки в прибыль: тариф и субсидия. Заседание окончено.

* * *

Приехав в первый раз в Париж, я подумал: если бы съестные припасы всякого рода не подвозились в эту обширную столицу, то живущие здесь целый миллион человеческих существ, умерли бы все в несколько дней. Поражает воображение то огромное множество товаров, которое должно быть провезено завтра через ее заставы, чтобы уберечь ее жителей от голода, восстания и грабежа. А между тем, в это мгновение все спят, и спокойный сон их не нарушается ни на минуту мыслью о такой страшной перспективе. С другой стороны, не совещаясь и не сговариваясь, восемьдесят департаментов трудились сегодня над тем, чтобы обеспечить Париж продовольствием. Каким образом каждый день на этот гигантский рынок привозится только то, что нужно и не больше, не меньше? Где эта мудрая и тайная сила, приводящая столь сложные движения в изумительный порядок и правильность, в которые каждый человек имеет такую безотчетную веру, хотя здесь дело касается благосостояния и самой жизни? Эта-то сила и есть абсолютный принцип, принцип свободного обмена.

* * *

Нам постоянно говорят, что принципы свободной торговли действительны только в теории. Но скажите мне, господа, согласны ли вы с тем, что бухгалтерские книги полезны на практике?
Когда один купец, который со мной дружен, совершил две сделки, результаты которых оказались совершенно различными, я решил сравнить метод, применяемый в его конторских книгах, с методом, применяемым на таможне, как его интерпретирует г-н Лестибудуа [сторонник теории торгового баланса, согласно которой страна тем богаче, чем ее экспорт больше ее импорта], с одобрения наших шестисот законодателей.
Г-н Т. отправил из Гавра в Северо-Американские Штаты корабль с французскими товарами на 200 тыс. франков. Эта цифра была объявлена на таможне. По прибытии в Новый Орлеан оказалось, что перевозка грузов обошлась в 10% его стоимости, пошлин было уплачено 30%; и так стоимость груза возросла на 280 тыс. франков. Он был продан с барышом 20% или 40 тыс. франков, т.е. за 320 тыс. франков, которые мой знакомый обратил в хлопок. На этот хлопок должны были пасть еще 10% расходов за его перевозку, страхование и комиссию; когда новый груз прибыл в Гавр, ценность его была в 325 тыс. франков, и эта цифра была отмечена в таможенных книгах. Наконец, г-н Т. получил при распродаже обратного груза еще 20% выгоды, или 70,4 тыс. франков; другими словами, хлопок был продан за 422 тыс. франков. В счете прибылей и убытков г-н Лестибудуа, если я пошлю ему выписку, увидит на стороне кредит две статьи прибыли: одну – в 40 тыс., другую – в 70,4 тыс. и г-н Т. совершенно убежден, что в этом отношении отчетность его не обманывает.
Между тем, что говорят стороннику теории торгового баланса цифры, отразившие эту сделку в таможенной отчетности? Они ему показывают, что Франция вывезла товаров на 200 тыс, а ввезла на 352 тыс. франков. Из этого почтенный депутат заключает, что она издержала, растратила плоды своих сбережений, что Франция обеднела, что она приблизилась к падению, что она отдала 152 тыс. франков своего капитала иностранцам!
Спустя некоторое время г-н Т. отправил другой корабль, также нагруженный нашей отечественной продукцией на 200 тыс. франков. Но при выходе из порта несчастный корабль затонул и г-н Т. сделал в своих книгах две маленьких записи следующего содержания:
Долг такому-то Х: 200 тыс. франков, за покупку разных товаров, отправленных на корабле N.
Прибыли и убытки от разных товаров: 200 тыс. франков за окончательную и полную потерю груза.
Тем временем таможня, со своей стороны, вписывала 200 тыс. в ведомость вывозных товаров, и так как ей нечего будет вписать на обороте листа в ведомости ввозных товаров, то г-н Лестибудуа и палата депутатов увидят в кораблекрушении ясную и чистую прибыль для Франции в 200 тыс. франков.
Из этого можно вывести заключение, что по теории торгового баланса Франция владеет самым простым средством для ежеминутного удвоения своих капиталов. Для этого ей достаточно провезти эти капиталы через таможню и побросать их в море.
В этом случае вывоз будет равен сумме ее капитала, ввоза не будет никакого, более того, он будет невозможен; мы выиграем все, что поглотит океан.
Это шутка, скажут протекционсты. «Не может быть, чтобы мы говорили подобные нелепости».
Однако же вы их говорите, и мало того, вы их осуществляете, навязываете их своим согражданам, по крайней мере, насколько это в ваших силах.

* * *

Горе народам, не умеющим ограничить надлежащим образом сферу деятельности государства. У них мало-помалу исчезнет частная предприимчивость, а вместе с ней и богатство, благосостояние, независимость и чувство собственного достоинства.

* * *

Правительства изучают характер людей и их страсти. Если они заметят, что народ имеет склонность к войне, то стараются еще больше подогреть эту гибельную страсть. Посредством дипломатии они окружают народ опасностями, а потом, как и следовало ожидать, требуют от него войск, арсеналов, крепостей. Хотя зачастую они могут даже не утруждать себя подобными требованиями, ибо все, что они желают иметь, им предлагается и так. Они должны только распределять должности, пенсии, продвижение по службе. Все это требует больших денег. Соответственно, они вводят налоги и размещают займы.

* * *

Если народ отличается великодушием, правительство предлагает излечить все болезни человечества. Ему обещают возродить торговлю, привести в цветущее состояние земледелие, развить фабричную промышленность, покровительствовать литературе и искусствам, искоренять бедность и прочая, и прочая. Все, что нужно – это создать дополнительно несколько новых государственных учреждений и содержать новых чиновников.
Одним словом, тактика здесь состоит в том, чтобы представить в виде действительных услуг то, что на самом деле не что иное, как ограничение. В результате, народ платит не за то, что ему оказывают услуги, а за то, что его лишают возможности получать услуги. Правительство, достигая гигантских масштабов, начинает наконец поглощать половину национального дохода. А народ между тем удивляется, что его уровень жизни не повышается, хотя он много работает и постоянно слышит о создании новых полезных учреждений, которые должны умножить до бесконечности количество получаемого им дохода.

* * *

Мы видели, что общество основано на обмене услугами; эти услуги должны быть хорошего качества и честны. Но мы показали также, что люди находят выгоду и потому непременно стремятся к преувеличению относительной ценности оказываемых ими услуг. И я не вижу иного способа ограничить эти претензии, кроме как предоставив каждому возможность свободно принимать или отказываться от предлагаемых ему услуг.

* * *

Какая разница между нашим и вашим учением? Мы говорим: «Лучше покупать у других то, что самим сделать обойдется дороже». Вы же говорите: «Лучше производить товары самим, хотя бы они и обходились дороже тех, которые мы можем покупать у других». Но, господа, оставляя в стороне теорию, доказательства, рассуждения, словом все, от чего вам делается дурно, спрошу у вас: какое из этих двух мнений освящено повсеместным применением на практике?
Посетите поля, мастерские, заводы, магазины; оглянитесь вокруг, приглядитесь к тому, что делается в вашем собственном хозяйстве; понаблюдайте за своими собственными ежеминутными действиями, - и скажите тогда: какому правилу следуют земледельцы, рабочие, промышленники, купцы, не говоря уже о том, чем вы сами руководствуетесь на практике?
Разве земледелец шьет себе платье? Разве портной засевает для своего пропитания поле зерном? Разве ваша хозяйка станет печь хлеб дома, если найдет более выгодным покупать его у булочника? Разве вы бросите свои собственные занятия для того, чтобы самому чистить себе сапоги и избавиться, таким образом, от необходимости держать прислугу? Не основывается ли хозяйство всего общества на распределении занятий и разделении труда, одним словом, на обмене? А обмен не то же самое ли, что расчет, заставляющий всех нас бросать прямое производство в том случае, если непрямое приобретение может сберечь для нас время и сократить труд?
Нет, никакие вы не практики, потому что не можете указать ни одного человека на всем земном шаре, который бы действовал в соответствии с вашим принципом.
Именно мы практики, мы основываем наши принципы на опыте, ибо при опровержении запрещения, наложенного вами на некоторые международные обмены, мы основываемся на практике и опыте всех отдельных лиц и всех союзов людей, действия которых добровольны и, следовательно, могут приводиться в доказательство. Вы же начинаете с принуждения, с препятствия, и приводя потом вынужденные или запрещенные действия, восклицаете: «Посмотрите, наше учение оправдывается на опыте!».
Вы восстаете против нашей теории и даже против теории вообще. Но предлагая ваш принцип, противоположный нашему, не вообразили ли вы случаем, что вы не строите теорию? Избавьтесь от иллюзий, господа. Вы не меньшие теоретики, чем мы, но между нашей и вашей теорией есть существенная разница.
Наша теория состоит единственно в наблюдении общих фактов, общих желаний, общих расчетов и действий. Она так мало противоречит действительности, что ее можно назвать объясненной практикой. Мы смотрим на людей, движимых инстинктом самосохранения и успеха, на действия свободные, добровольные, и их-то мы и называем политической экономией или экономикой общества. Мы постоянно повторяем: каждый человек на практике превосходный экономист, производящий или обменивающий, смотря по тому, что выгоднее – обмен или производство. Каждый из опыта выводит правила науки, или, лучше сказать, наука и есть тот же опыт, приобретенный тщательным наблюдением и изложенный систематически.
С другой стороны, вас можно назвать теоретиками в бранном смысле этого слова. Вы выдумываете способы действия, не подтвержденные деятельностью ни одного человека, а затем считаете необходимым прибегнуть к помощи принуждения и запрещений, чтобы заставить людей производить то, что они считают выгоднее покупать. Вы хотите, чтобы они отказались от этой выгоды; вы требуете, чтобы они поступали по учению, внутренне противоречивому.
Попробуйте-ка распространить ваше учение, применение которого, как вы сами соглашаетесь, было бы нелепо в частных отношениях отдельных лиц, и приложить его, хотя бы мысленно, к взаимным сношениям семейств, общин, департаментов и провинций. По вашему собственному признанию, это учение применимо к одним только международным отношениям.
Вот это-то и заставляет вас повторять изо дня в день: «Абсолютных принципов не существует. Что хорошо для отдельного лица, семейства, общины, провинции, то не годится для страны. Что хорошо в небольшом масштабе, например, правило покупать, а не производить, в том случае, когда покупка выгоднее производства, то неприменимо к массам; у отдельных лиц и у народов не одна и та же политическая экономия» - и тому подобный вздор.
Скажите честно, к чему вы ведете? Чтобы доказать нам, что мы, потребители, составляем вашу собственность; что мы принадлежим вам телом и душой! Что вы имеете исключительное право распоряжаться нашими желудками и всеми органами; что вы можете кормить и одевать нас за установленную вами плату, несмотря на то, как бы вы ни были неопытны и жадны.

* * *