Политика / Для всех

Евгений Рихтер
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ
КАРТИНКИ БУДУЩЕГО
(ПО БЕБЕЛЮ)
перевод с немецкого
издание А.С. Суворина

Часть I.

* * *

Евгений Рихтер (Eugen Richter, 1838-1906), лидер Немецкой партии свободомыслящих (Deutsche Freisinnige Partei), родился в Дюссельдорфе, изучал политические науки и государственные финансы в Боннском и Гейдельбергском университетах, занимался публицистикой и политичеcкой деятельностью.

В 1884 году он возглавил Freisinn (Свободная мысль), небольшую партию, зажатую между право-консервативными немецкими партиями (объединявшими в те времена сторонников протекционизма, государственного покровительства олигархии, консеравации сословных привилегий) и социал-демократами.

Не приходится удивляться тому, что в XX веке его фигура не привлекала внимания историков.

По мнению одних, он не был приверженцем национальной идеи.

Другие обращали внимание на его пренебрежение идеями социалистическими.

Третьи обвиняли его в том, что он противостоял синтезу двух вышеупомянутых идейных течений в новой, национал-социалистической государственности, которая должна была, по их мнению, вернуть Германии статус великой державы и избавить немцев от чувства унижения. (В скобках замечу – почему-то субъективно переживаемое унижение склонно быть тотальным – униженные не только по самым разным поводам чувствуют себя оскорбленными, но и полагают, что их внутренние проблемы являются проблемами нации или времени или даже бытия вообще).

И первые, и вторые, и третьи обвиняли его в узости взглядов – он был всего навсего сторонником свободы, мира, невмешательства государства в дела граждан, словом, всего того, что, по мнению историков, служит узким корыстным интересам среднего класса, не понимающего величия и притягательной силы разделяемых историками политических доктрин.

Неудивительно также и то, что фигура Рихтера привлекает внимание сторонников свободы. Рихтер упомянут Хайеком в «Дороге к рабству», подробное изложение взглядов Рихтера и их оценка в контексте эпохи дана американским историком Ральфом Райко (Raico, Ralf. Eugen Richter and Late German Manchester Liberalism: A Reevaluation. Review of Austrian Economics, 4 (1990), pp. 3-25), PDF-версию этой статьи см. по адресу http://www.mises.org/journals/rae/pdf/rae4_1_1.pdf).

Я узнал о нем не из этой статьи, а из рассыпающейся книжки без обложки, обнаруженной в стопке бросовых книг букинистического отдела московского Дома книги, что на Новом Арбате. Последняя страница, на которой магазин ставит цену, отсутствовала, но мы быстро сторговались с Натальей Николаевной (юный продавец Марина ввиду малого опыта торговаться не взялась), я заплатил в кассу примерно 65 центов (20 рублей в девятую, пожалуйста) и отправился на троллейбусе дальше, листая брошюру с заинтриговавшим названием. ЧВ, дежурному редактору которого было незамедлительно доложено, согласился на напечатание, и я рад сегодня пригласить вас к поистине захватывающему чтению.

Григорий Сапов

СОДЕРЖАНИЕ

1. Победа
2. Новые законы
3. Недовольные
4. Выбор занятий
5. Заседание рейхстага
6. Распределение работ
7. Известия из деревни
8. Последний день в семье
9. Большой переезд
10. Новые деньги
11. Новое хозяйство
12. Новые государственные столовые
13. Досадное происшествие
14. Министерский кризис
15. Эмиграция
16. Новый канцлер
17. Что делается в мастерских
18. Семейные заботы
19. Народные увеселения
20. Плачевные результаты

1. Победа

Красное знамя международной социал-демократии развевается на королевском замке и на всех общественных зданиях Берлина. Если бы наш покойный Бебель дожил до этого! Ведь он всегда предсказывал нам, что «катастрофа уже у ворот». Помню как вчера, как на сходке в Риксдорфе 13-го сентября 1891 г. Бебель воскликнул пророческим тоном, что «никому и во сне не снится, с какой быстротой в один прекрасный день все пойдет насмарку». Незадолго до этого Фридрих Энгельс указал на 1898 г. как на год торжества социал-демократии. Ну, положим, дело немного затянулось. Но, как бы то ни было, а наши долголетние старания и наша борьба за правое дело рабочих ныне увенчались успехом. Гнилой общественный строй капитализма и системы эксплуатации рухнул. Цель моя – описать, как умею, своим детям и внукам возникновение нового царства братства и всеобщего человеколюбия.

Я ведь тоже причастен к делу возрождения человечества. Ведь мой досуг и все мои денежные сбережения, скопленные мною, честным переплетчиком, за тридцать лет и не понадобившиеся на нужды моей семьи, были посвящены мною поощрению наших стремлений. Социал-демократической литературе и нашим союзникам обязан я непоколебимостью принципов и прогрессом своего умственного развития. Жена моя и дети одних взглядов со мною. Книга нашего Бебеля о женщине сделалась евангелием моей Паулы.

День рождения социал-демократического общества совпал с днем нашей серебряной свадьбы. Сегодняшний праздник победы положил основание новому семейному счастию: мой Франц обручился с Агнесой Миллер. Они уже давно знают и сердечно любят друг друга. Новый союз был заключен в приподнятом настроении сегодняшнего дня. Правда, оба еще немного молоды, но они хорошие работники по своей специальности: он – наборщик, она – модистка; можно, поэтому, надеяться, что им не придется терпеть лишения.

Они хотят пожениться, как только установится новый порядок по части условий труда и найма квартир.

Мы все отправились после обеда «Под Липы». Какое нескончаемое ликование! Торжество победы не было нарушено ни единым диссонансом. Полицейская охрана упразднена. Народ сам поддерживает образцовый порядок.

В саду, на Дворцовой площади, толпа стояла стеной. Новое правительство собралось в замке. Прежние руководители социал-демократической партии взяли бразды правления в свои руки. Наши социал-демократические гласные образовали, на первый случай, городскую управу. При проявлении кого-нибудь из новых правителей у окна или на балконе замка ликующие крики народа возобновлялись с новой силой: бросали шляпы в воздух, махали платками, пели «Марсельезу».

Вечером была великолепная иллюминация. Статуи старых королей и полководцев, убранные красными флагами и освещенные красными бенгальскими огнями, производили довольно странное впечатление. Они уже недолго останутся на своих местах и будут принуждены уступить умершим богатырям мысли социал-демократии. Говорят, уже решено поставить перед университетом статуи Маркса и Фердинанда Лассаля вместо братьев Гумбольдтов. Памятник Фридриха Великого «Под Липами» будет заменен статуей нашего Либкнехта.

Мы дома праздновали еще долго за полночь, в милом семейном кругу, этот вдвойне радостный для нас день. Даже отец моей жены, до сих пор относившийся враждебно к социал-демократии, расчувствовался и был в очень хорошем расположении духа.

Мы надеемся в скором времени покинуть квартиру в четвертом этаже. Эти старые комнаты были свидетелями не одной тихой радости, но, вместе с тем, и многих забот, частых огорчений и тяжелого труда.

2. Новые законы

Весьма забавны рассказы о том, как буржуа поспешно стремятся тысячами перебраться через границу с целью переселиться в другую страну. Но куда они денутся? Повсюду в Европе теперь господствует социал-демократия, за исключением Швейцарии и Англии. Пароходы, идущие в Америку, не могут вместить всех переселенцев. Правда, в Америке революция подавлена и там надолго погибла всякая надежда на возрождение социал-демократии. Впрочем, пускай хищники уезжают отсюда! Благодаря внезапности, с которой произошел переворот, они, к счастью, были лишены возможности захватить с собой большую часть своего состояния.

Все государственные бумаги, закладные листы, акции, долговые обязательства и банковые билеты объявлены недействительными. Господа буржуа могут оклеить ими свои комнаты. На все недвижимые имущества, пути сообщения, машины, орудия и всякую утварь наложен арест в пользу социал-демократического государства.

«Vorwärts», бывший до сих пор нашим руководящим партийным органом, заменяет теперь «Правительственный Вестник». Газета эта доставляется безвозмездно в каждую квартиру. Так как все типографии перешли в государственную собственность, то прочие газеты перестали существовать.

Вне Берлина «Vorwärts» выходит дополненной для каждой области отдельным местным листком. До созыва нового рейхстага на прежних социал-демократических депутатах лежит обязанность издавать, в качестве законодательной комиссии, новые законы, необходимые для проведения нового порядка.

Прежняя программа партии, в том виде, в каком она была утверждена Эрфуртским собранием, временно провозглашена основным народным правом. В силу этого законом объявлен переход всех орудий производства, земель, копей и шахт, машин, инструментов и путей сообщения в государственную или, как теперь принято говорить, в общественную собственность. Другим законом декретирована всеобщая рабочая повинность, с представлением равноправия всем лицам как мужского, так и женского пола, начиная с 21 года и кончая 65-летним возрастом. Лица, не достигшие 21-го года, воспитываются на государственный счет, старики – призреваются на счет казны. Частное производство прекратилось. Тем временем, до урегулирования нового общественного производства, каждый должен продолжать работать на своем прежнем месте за счет государства. Того, что еще осталось у отдельных лиц в смысле частной собственности после захвата в пользу государства, – как-то: домашней утвари, носильного платья, монеты, кредитных билетов, – каждый обязан представить опись. Золотые монеты надлежит сдать. В ближайшем будущем предстоит выпуск золотых свидетельств.

Благодаря находчивости и решительности государственного канцлера, стоящего во главе нового правительства, оно действует столь же энергично, сколь и целесообразно. Все, что могло бы послужить к возвращению господства капитала, не должно быть допускаемо с самого начала. Войска распущены, взимание податей прекращено ввиду того, что правительство вычитает необходимые ему на общественные нужды суммы из доходов, получаемых с социалистического производства. Врачи и присяжные поверенные содержатся на государственный счет и обязаны посвящать свой труд публике безвозмездно. Три дня, в течение которых продолжалась революция, и день победы объявлены законными праздниками. Приближается новое, чудное время!

3. Недовольные

Агнеса, наша невестка, не может утешиться, и Франц также в чрезвычайно подавленном настроении. Агнеса боится лишиться своего приданого. Уже с давних пор Агнеса, работая на модные магазины, старалась откладывать сбережения на приданое. В особенности со дня знакомства с Францем она начала проявлять неутомимую деятельность с раннего утра до поздней ночи, поддерживаемая радостной надеждой. То, что ее подруги тратили на наряды, на гулянья и удовольствия, она откладывала с целью увеличения своего капитальца. Благодаря этому у нее было на книжке сберегательной кассы ко времени ее обручения больше 2000 марок. Франц мой все это рассказал нам вечером, в день своей помолвки, с чувством гордости и нравственного удовлетворения. Молодые люди уже было начали подумывать о том, чем бы им обзавестись на этот вклад.

Но теперь может оказаться, что все старания и все прилежание были напрасны. Когда Агнеса, встревоженная всевозможными слухами, захотела вынуть свой вклад из сберегательной кассы в Монастырском переулке, она наткнулась на улице на группы взволнованных людей. Старики, женщины и бывшие служанки горько плакались, что они лишились своих сбережений на черный день. Говорили, будто чиновник объявил им, что, в силу нового закона, считаются недействительными, вместе с другими ценными бумагами и долговыми обязательствами, и книжки сберегательных касс.

Агнеса рассказывает, что она от испуга чуть не упала в обморок. В кассе чиновник подтвердил ей невероятный слух. По дороге к нам она слышала, что депутация кредиторов сберегательных касс направляется к замку, где находится государственный канцлер. Я немедленно тоже собрался. Франц пошел со мной.

Громадная толпа народа теснилась на Дворцовой площади. Через мост Лассаля, бывший – императора Вильгельма, народ валил тоже большими массами, направляясь к саду. Вопрос о сберегательных кассах занимал всех. Все ворота, ведущие во дворы замка, были наглухо закрыты. Передние толпы тщетно пытались проникнуть туда силой. В бойницах, прорезанных в некоторых воротах, – я прежде никогда не замечал их, – вдруг угрожающе показались ружейные стволы дворцовых служителей.

Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы в этот момент не появился на балконе над средними воротами государственный канцлер и не призвал бы всех к порядку. Он объявил громогласно, что вопрос о сберегательных кассах будет немедленно же внесен для решения в законодательную комиссию. «Все добрые патриоты и хорошие социал-демократы (присовокупил он) должны доверять справедливости и мудрости народных представителей». Громким «ура» толпа благодарила государственного канцлера.

Между тем со всех сторон бешеным галопом съезжалась пожарная команда. За неимением полиции, из замка по телефону дали пожарный сигнал, когда толпа начала напирать на ворота. Добрых пожарных встретили взрывами хохота. Таким образом, радостные и обнадеженные, народные массы разошлись в веселом настроении. Хоть бы рейхстаг нашел верное средство пособить горю!

4. Выбор занятий

Большие красные объявления расклеены на столбах, как в минувшие дни во время набора новобранцев и призыва на службу запасных. В силу нового закона магистрат по поручению правительства приглашает всех лиц как мужского, так и женского пола, в возрасте от 21 года до 65 лет, выбрать себе в трехдневный срок род занятий. Во всех прежних полицейских управлениях и управах благочиния открыт прием заявлений. Женщинам и девушкам при этом напоминают, что они со дня начала работ в государственных мастерских, о котором будет объявлено особо, освобождаются в собственном хозяйстве от нянчения детей, приготовления пищи, ухода за больными и стирки белья. Все дети найдут себе призрение в государственных детских приютах и воспитательных домах. Обедать следует в государственных окружных столовых. Всех больных приказано сдать в общественные больницы; всех родов белье будет доставляться для стирки в большие центральные прачечные. Для всех профессий, как для мужчин, так и для женщин, установлено в государственных мастерских и при отправлении всех общественных должностей одинаковое рабочее время, которое и определено, до дальнейших распоряжений, в размере 8 часов в сутки.

О способности к исполнению избранного рода занятий надлежит представить удостоверение; прежний род занятий должен быть обозначен в заявлении. На духовные должности заявления не принимаются, так как, в силу резолюции Эрфуртского собрания 1891 г., вошедшей в основной государственный закон, все расходы на религиозные и церковные нужды из государственных средств воспрещаются. Лицам, желающим, тем не менее, посвятить себя духовному званию, предоставляется отдаться этой деятельности в часы досуга, после исполнения ими своей работы в продолжение установленного нормального рабочего времени в какой-нибудь признанной государством профессии.

По распространении этой вести уличная жизнь приняла тот же характер, как, бывало, в дни осмотра новобранцев в уездном городе. Лица каждой отрасли труда соединялись группами и, украшенные значками, присвоенными выбранному ими роду занятий, ходили по городу, ликуя и распевая песни. Женщины и девушки, стоя там и сям, яркими красками расписывали друг другу привлекательные стороны выбранных ими занятий, благодаря чему они освобождены от домашних работ. Некоторые из них, очевидно, думали, что выбор должности уже равносилен приему на нее.

Я, мой сын Франц и моя невестка Агнеса – мы все останемся верны своим прежним ремеслам, которые мы успели полюбить, и уже объявили об этом. Жена моя подала заявление на «няньку». В качестве таковой она хочет посвятить свои материнские попечения и впредь своей младшей дочурке, четырехлетней Анне, которую нам придется сдать в детский приют.

После уличных беспорядков на Дворцовой площади министерство постановило опять организовать полицейскую стражу в 4.000 человек и поместить ее отчасти в арсенале, отчасти в смежной с ним казарме. Во избежание неприятных воспоминаний о минувшем, полицейские чины будут носить не синие, а коричневые мундиры и вместо касок – шляпы с широкими полями и красными перьями.

5. Заседание рейхстага

С большим трудом удалось сегодня Францу и мне добиться пропуска к местам для публики в здании рейхстага на площади Бебеля, некогда – Королевской площади. На очереди была резолюция о сберегательных кассах. В настоящее время в Берлине, как утверждает Франц, из двух миллионов жителей не менее 500.000 имеют вклады в сберегательных кассах. Поэтому неудивительно, что все окрестности рейхстага, площадь Бебеля и Заммерштрассе, были запружены громадной толпой по большей части бедно одетого народа, который напряженно ожидал результата прений в рейхстаге. Но, когда мы пришли, полиция уже была занята очищением улиц от публики.

Так как выборы в рейхстаг на основании всеобщей подачи голосов еще не могут состояться и все полномочия членов буржуазной партии объявлены недействительными, то мы увидели снизу, в зале заседаний, одних лишь наших старых товарищей и испытанных вожаков.

По поручению государственного канцлера начальник статистического бюро предпослал прениям доклад с цифровыми данными о значении подлежащего решению вопроса. В сберегательных кассах одной лишь Германии значится при 8 миллионах вкладчиков взносов на сумму, превышающую 5 миллиардов марок (Левая – «слушайте! слушайте!»). Ежегодные проценты составляют 150 миллионов марок с лишком. Вклады сберегательных касс были помещены: около 2800 миллионов м. – в закладных листах, 1.700 миллионов м. – под векселя, 400 миллионов м. – в общественных учреждениях и товариществах и 100 миллионов м. – под залоги в ломбардах. Векселя всюду объявлены законом недействительными (Левая – «Очень хорошо!»). Закладные листы погашены в силу перехода всех поземельных имуществ в собственность государства. На общественную же пользу употреблены ссуды, выданные из ломбардов, путем безвозмездной отдачи заложенных в общественных ссудных кассах вещей (Левая – одобрение).

Вследствие всего этого не имеется никаких средств для уплаты по книжкам сберегательных касс. Вознаграждение вкладчиков может последовать только путем выдачи им чеков с правом получения по таковым материалов из государственных товарных складов.

После этого доклада оратор «правой» сказал следующую речь: «Миллионы честных рабочих и хороших социал-демократов будут горько разочарованы, если увидят себя лишенными плодов тяжелой работы вследствие удержания их сбережений именно теперь, когда рабочий должен получить «полный доход со своего труда». Что дало возможность сделать эти сбережения? Напряженное прилежание, бережливость, лишение себя всевозможных удовольствий, например, воздержание от употребления табака и спиртных напитков, которое другие рабочие разрешали себе (Левая проявляет беспокойство). Многие полагали, что создают себе своими взносами в сберегательные кассы маленький фонд на черный день, на случай чрезвычайных несчастий и с целью облегчить себе бремя старости. Уравнение их с теми, которые не сделали никаких сбережений, сочтется миллионами людей за несправедливость» (Одобрение правой; шумные возгласы публики).

Президент угрожает очищением мест для публики (Возгласы: «Мы – народ!»).

Президент: «Народу дано право отвергать законы путем правильной всеобщей баллотировки, но не право участия в прениях рейхстага». (Всеобщее шумное одобрение. Нарушителей порядка удаляют).

Слово дано оратору «левой» стороны рейхстага: «Истинный социал-демократ никогда не возлагает своих надежд на сбережения (Правая протестует). Тот, кто пошел по стопам буржуазных апостолов бережливости, не может рассчитывать на снисхождение со стороны социального государства. Не один вклад сберегательных касс составился путем ограбления рабочих (Протест с правой стороны). Пусть не скажут, что социал-демократы вешают только больших воров, но оставляют ненаказанными миллионы маленьких. Капиталы сберегательных касс способствовали, благодаря разнородным способам их помещения, поддержанию системы эксплуатации народа (Шумное одобрение левой). Только член буржуазии способен протестовать против конфискации капиталов сберегательных касс».

Президент призывает оратора к порядку по поводу тяжелого оскорбления, заключающегося в обозвании члена социал-демократического рейхстага словом «буржуа».

Затем при общем напряженном состоянии всех присутствующих со своего места поднимается государственный канцлер: «Я должен признать, что оба уважаемых оратора, говоривших до меня, в известной степени правы. Справедливо многое из сказанного о нравственном значении сбережений и также о безнравственном влиянии их при господстве капитализма. Но не допустим, чтобы взоры наши обращались к прошлому; обратимся к переживаемому нами великому моменту («Очень хорошо!»). Мы обязаны решить вопрос без сентиментальности, как социал-демократы, сознающие свою цель. Выплатить пять миллиардов части всего народа численностью в восемь миллионов значит строить новое социальное равенство на неравенстве (Одобрение). Неравенство это немедленно же обнаружилось бы во всех условиях потребления и нарушило бы в будущем весь целесообразный строй организации производства и потребления. По тому же праву, как сегодня вкладчики сберегательных касс, завтра могли бы потребовать возвращения своих капиталов люди, случайно поместившие свои сбережения не в сберегательных кассах, а в орудиях производства, товарах или земельной собственности («Вполне справедливо!»). Где же тогда будет, наконец, твердый предел для реакции, направленной против существующего социал-демократического порядка? Каковы бы ни были надежды, возлагаемые сберегателями на плоды своего прилежания и своей умеренности, они будут превзойдены вдесятеро и во сто раз и сделаются достоянием всех, благодаря грандиозным учреждениям, которые мы намерены осуществить в ближайшем будущем для блага рабочих. Но если вы лишите нас теперь этих миллиардов и ослабите наш капитал на эту сумму, то мои товарищи по министерству и я дольше не в состоянии нести ответственность за проведение целесообразной социал-демократической программы». (Бурные одобрения).

Большое число других ораторов еще заявило о желании говорить, но президент указал н то, что, ввиду предшествовавшего прениям заседания комиссии и времени, предоставляемого каждому депутату для почтения печатных отчетов, максимальный восьмичасовой рабочий день на исходе, и поэтому возобновление заседания может состояться не раньше следующего дня (Возгласы: «К баллотировке! К баллотировке!»). Вносится и принимается предложение о прекращении прений. При баллотировке рейхстаг, против незначительного числа голосов, принимает переход к очередным делам, оставляя петиции о выдаче вкладов из сберегательных касс без последствий. Заседание закрыто.

Крики негодования неоднократно раздавались с трибун и продолжались затем на улице. Но полиция уже успела очистить от публики все окрестности здания рейхстага. Несколько лиц арестовано, в особенности много женщин. Говорят, что недалеко от здания рейхстага депутаты, подавшие голос против выдачи сумм из сберегательных касс, подверглись грубым оскорблениям. Рассказывают, что полиция безжалостно пускала в ход свое новое оружие, так называемые кастеты, введенные по английскому образцу. Дома у нас произошли весьма бурные сцены: не было никакой возможности успокоить мою невестку; напрасно жена моя пыталась утешить ее, указывая ей на богатое приданое, которое все сговоренные пары теперь имеют право получить от правительства. «Я не хочу никаких подарков! – запальчиво восклицала она неоднократно. – Я хочу получить плоды своего труда. Такое насилие ведь хуже грабежа и кражи!»

Я опасаюсь, что сегодняшнее происшествие такого свойства, что оно не послужит к утверждению моей невестки в социал-демократических принципах. У моего тестя также книжка сберегательной кассы. Мы не решаемся сказать старику, что она потеряла всякую ценность. Он не скряга, но еще на днях он рассказывал, что дает нарасти процентам на проценты. Это чтобы мы после его смерти узнали о его благодарности за уход, оказанный ему в нашей семье. Действительно, надо так глубоко проникнуться социал-демократическими воззрениями, как я, чтобы переносить подобные горестные потери с душевной бодростью.

6. Распределение работ

Свадьба Франца и Агнесы внезапно отодвинулась в далекое будущее. Сегодня полицейские чины раздавали явочные листы, призывающие к работе на основании состоявшегося уже выбора профессий и утвержденного правительством проекта организации производства и потребления в стране.

Франц действительно назначен наборщиком, но не в Берлине, а в Лейпциге; в Берлине теперь не требуется и двадцатой части прежнего числа газетных наборщиков. В типографии «Vorwärts» получают места только вполне надежные социал-демократы. Доверие же к Францу подорвано кем-то ввиду мнений, высказанных им на Дворцовой площади по поводу скверной истории со сберегательными кассами. Франц подозревает, что и вообще при распределение работы политика сыграла свою роль. Партия «молодых» в Берлине совсем разрознена. Один из товарищей принужден отправиться в Иноврацлав, потому что там чувствуется недостаток в обойщиках, тогда как здесь, говорят, их избыток. Франц заметил с негодованием, что прежний закон о социал-демократах со своими изгнаниями таким образом ожил в новой форме. Уж надо кое-что простить жениху, внезапно разлученному с невестой на неопределенный срок.

Я попытался утешить Франца тем, что в соседнем доме разлучили даже супругов. Жена отправляется в качестве сиделки в Оппельн, муж – бухгалтером в Магдебург. «Какое же право имеют разлучать супругов? Ведь это чистейшая подлость!» – воскликнула Паула. Моя добрая старушка забыла, что брак в нашем теперешнем, новом обществе принадлежит к числу совершенно частных отношений, как это уже было доказано Бебелем в его книге о женщине. Брак может быть заключен и опять расторгнут в любое время помимо всякого должностного лица. Правительство, следовательно, не в состоянии знать, кто еще женат. Поэтому в именных списках совершенно последовательно всякий обозначается именем, данным ему при рождении, и фамилией матери. При целесообразной организации производства и потребления сожительство супругов находится в полной зависимости от свободных вакансий на рабочие места, а не обратно, так как организация работы не может же считаться с частными отношениями, могущими прекратиться в любое время.

«Однако, – говорит моя жена, – и в прежнем бюрократическом государстве часто свыше отменяли перемещения на новые места, вызывавшие неудовольствие». Это справедливо. Поэтому я отправился в ратушу. Я вспомнил, что один из моих старых друзей и товарищей, с которым я познакомился, находясь, благодаря закону о социал-демократах, в заключении в Плетцензэ, теперь занимает влиятельное место в ремесленной комиссии магистрата. Но я нашел канцелярию в ратуше осажденной сотнями людей, которые, вероятно, пришли с подобными же просьбами. В коридоре же я встретил другого товарища, работающего в той же комиссии; я рассказал ему, что у меня было на душе. Он мне посоветовал просить об обратном переводе Франца в Берлин немного погодя, когда память о его участии в беспорядках, вызванных историей со сберегательными кассами, порастет травой. Я при этом пожаловался ему, что сам я, хотя и принят в качестве переплетчика, но не на должность мастера, как прежде, а подмастерьем. «Этого нельзя было сделать иначе, – сказал он. – Вследствие расширения крупного ремесленного производства спрос на мастеров против прежнего значительно сократился». Но он сообщил мне, что вследствие какого-то протеста последует добавочное требование о назначении 500 контролеров, и посоветовал мне подать прошение о назначении меня на такое место. Я последую его совету.

Жена моя принята в качестве сиделки, но не туда, где наш младший ребенок должен найти себе призрение. Говорят, что женщин принципиально будут назначать на места нянек только туда, где нет их собственных детей, во избежание возможности с их стороны оказания своим детям предпочтения перед другими и чтобы не возбуждать ревности других матерей. Это несомненно справедливо, но Паула скажет, что это очень жестоко. Женщины ведь очень склонны подчинять государственные интересы своим личным желаниям.

Невестка моя назначена не модисткой, а белошвейкой. Спрос на наряды в обществе теперь гораздо меньше, чем прежде. Новый проект о производстве, как я слышал, считается только с массовым сбытом. Вследствие этого выходящая из ряда вон сноровка, вкус и вообще все, что связано больше с художественной стороной ремесла, требуется лишь в ограниченной мере. Агнеса говорит, что ей безразлично, что станется с нею, раз она не может соединиться с Францем. «Дети, – возразил я им, – сообразите: ведь даже божество не могло бы угодить всем». «Тогда, – вмешался также Франц, – следовало бы предоставить каждому заботиться о самом себе. Наша жизнь не могла бы сложиться так скверно при прежнем обществе». Чтобы успокоить их, я принялся читать им вслух «Vorwärts», в котором правительство поместило для разъяснения обзор о заявлениях на профессии и о распределении работы.

На должность охотника заявили о себе в Берлине больше лиц, чем водится зайцев в окрестности. Соображаясь с числом поданных заявлений, правительство могло бы поставить у каждой двери по швейцару, у каждого дерева по лесничему и к каждой лошади по берейтору. Нянек явилось несравненно больше, чем судомоек, кучеров – гораздо больше, чем конюхов. Заявлений на места кельнерш и певиц не обобраться; тем менее подано их сиделками. Небывалый избыток в надсмотрщиках, контролерах, инспекторах, словом сказать, в должностных лицах по управлению; нет недостатка и в акробатах. Но желающих заняться тяжелым, изнурительным трудом каменщиков, кочегаров и вообще рабочих, имеющих дело с огнем, явилось только скудное число. Чистить канавы оказалось еще меньше любителей.

Но что же осталось делать правительству, чтобы согласовать свой проект об организации производства и потребления с заявлениями? Следовало ли ему пойти на компромисс, назначив меньшую заработную плату за роды занятий, к которым сильный наплыв, и большую – за работы, которыми пренебрегают? Ведь это противоречило бы основным принципам учения социал-демократии. Все работы, полезные для общества, в то же время и одинаково ценны для него, как всегда говорил Бебель. Более значительная доля дохода с работы вызвала бы весьма неравномерное распределение удобства жизни или дала бы возможность получающим больший заработок откладывать сбережения, которые содействовали бы окольным путем возникновению класса капиталистов и разрушили бы, таким образом, всю социалистическую систему производства. Или не следовало ли бы искать выхода в неравном распределении рабочего времени? Тогда нарушилась бы естественная зависимость, существующая между различными отраслями производства. Неравномерность спроса и предложения труда, проявивши свое пагубное действие при прежнем господстве капитала, ни в каком случае не должна опять возникнуть при новом режиме. Правительство оставило за собой право поручать неприятные работы преступникам и намеревается, как это уже советовал Бебель, организовать частую смену занятий. Быть может, один и тот же рабочий мог бы впредь исполнять различные работы в разные часы дня.

Пока компромисс мог быть достигнут только жребием. Соединив, поэтому, родственные профессии в группы, выделили при помощи жребия из общего числа соискателей число рабочих, соответствующее потребностям отдельных родов занятий сообразно с организационным проектом правительства. Из числа тех, которые вынули пустые билеты, определили, опять-таки жребием, кому придется посвятить себя работам, для которых явилось слишком мало соискателей. Говорят, что при этом многие вынули жребий, мало удовлетворяющий их требованиям. Франц заметил, что «лошадиные и собачьи лотереи существовали всегда, но теперь в первый раз разыгрываются в лотерею люди. Уже с первых шагов так опростоволосились, что пришлось прибегнуть к жребию».

– Ведь ты видишь, – ответил я, – что со временем будет введен новый порядок. Теперь мы еще страдаем от последствий системы эксплуатации и господства капитализма. Но, когда общественное сознание всецело проникнется социал-демократическими идеями, тогда к исполнению именно тяжелых, опасных и неприятных работ явятся добровольцы в большем числе, потому что их тогда будет поддерживать сознание, что они подобным трудом уже не служат, как некогда, презренной наживе, а благу всего общества, и что это великая заслуга с их стороны.

Но дети, по-видимому, не вполне разделяли это убеждение.

7. Известия из деревни

Все молодые люди 20-летнего возраста обязаны явиться в трехдневный срок для отбывания воинской повинности. В числе их находится и брат Агнесы. «Народная милиция» должна быть организована и вооружена по возможности скорее. Военное министерство, обширные здания которого на Лейпцигской улице хотели обратить, ввиду их прекрасного сада, в большой детский институт – жене моей предстояло занять должность в этом заведении, – должно сохранить свое прежнее назначение.

Внутренние условия страны требуют, чтобы народная оборона была организована скорее и в более широких размерах, чем предполагали. Новые земские власти в провинции настоятельно требуют военной поддержки для проведения новых законов в деревнях и в маленьких городах. Поэтому в сборных пунктах запасных войск во всех военных округах будет стоять по батальону пехоты, по одному эскадрону и по одной батарее. Но для большей благонадежности эти части будут сформированы из новобранцев различных округов.

Необходимо вразумить крестьян. Они сопротивляются обращению их собственности – как-то: земли, изб, скота и прочего инвентаря – в государственное, или, как на официальном языке теперь говорят, в общественное имущество. Мужик хочет непременно сидеть на «своей» земле, даже если он при этом мучается и надрывается с раннего утра до поздней ночи. Ведь можно было бы оставить этих людей на насиженных местах и не тревожить их, если бы через это введение в государстве целесообразной организации производства не обратилось в невозможность. Вот почему над неразумными следует употребить теперь насилие для их же блага. Но, когда вся организация будет проведена, тогда и крестьяне придут к сознанию, какую приятную жизнь в довольстве создала им социал-демократия при кратком рабочем дне.

Деревенские рабочие и батраки были сначала очень за объявление национальной собственностью больших имений, где они работали до тех пор. Но теперь на этих людей внезапно нашло страстное желание перемены. Они все направляются толпами в большие города, по возможности – в Берлин. Здесь на Фридрихштрассе и «Под Липами» можно встретить за последние недели самые удивительные, до сих пор никогда не виданные тут фигуры из самых отдаленных округов Германии. Они двинулись сюда частью с женами и детьми, лишенные почти всяких средств, но требуют, чтобы их поили и кормили, одевали и обували всем, что ни есть лучшего и самого дорогого. До них дошел слух, что здесь все утопают в роскоши. Если бы это было так!

Конечно, теперь необходимо выпроводить всех этих дикарей на родину, что, понятно, вызовет сильное озлобление. Не хватало бы только, чтобы правительство позволило подорвать произвольным переходом провинциалов с места на место всю свою грандиозную организацию производства и потребления! Они двинулись сюда и напали, как саранча, на хранящиеся здесь запасы, бросив дома необходимую работу на произвол судьбы.

Несомненно, было бы правильнее, если бы принятые только теперь законодательные постановления были сделаны раньше, так что в силу их никто не имел бы уже тогда права покидать место своего жительства на краткий срок без отпускного билета и на продолжительное время – без особого на то разрешения правительства. Конечно, в Берлин и впредь должны прибывать приезжие и вообще пришлый элемент, но и это не должно происходить произвольно и без определенного плана, а напротив, как об этом просто и ясно изложено в «Vorwärts», сообразно с тщательно составленными правительством расчетами и проектами. Социал-демократическое государство, или, как теперь говорят, – общество, серьезно смотрит на всеобщую рабочую повинность и поэтому не терпит никакого бродяжничества, ни даже бродяжничества по железной дороге.

В «Vorwärts» сегодня появилась очень резкая статья против так называемых «децентрализаторов», т.е. против направления, ищущего компромисса; к нему причисляют себя многие берлинские филистеры. Это люди, которые не могут понять, что берлинские гласные теперь обязаны беспрекословно повиноваться, а не играть в парламент. Долг городских гласных состоит исключительно в том, что они обязаны осуществлять в частности для Берлина то, что правительство постановило для всей страны. Берлину надлежит расходовать на своих жителей, число которых определено в государственной росписи, как раз столько, сколько по штату полагается на новые постройки или общественные учреждения и городское благоустройство, ни больше, ни меньше.

«Vorwärts» говорит с похвалой о том, что вчера государственный канцлер опять сказал в рейхстаге речь со свойственной ему практичностью и добился единогласного постановления. Вопрос заключался в том, не следует ли, с целью умиротворения деревенского населения, сделать опыт и объявить, что сельское частное имущество конфискуется не в пользу всего германского общества, а так называемых частных производительных товариществ, в состав которых должны входить жители каждого отдельного местечка.

«Такие заблуждения, ведущие свое начало со времен Лассаля и отвергнутые уже Эрфуртским партийным собранием в 1891 г., не должны бы опять оживать. Из такой организации различных союзов производства ведь неминуемо возникла бы самостоятельная конкуренция между отдельными местечками. Разница в качестве земли в различных полосах и местностях повлекла бы за собой неравенство между богатыми и бедными и открыла бы, таким образом, частному капитализму окольный путь. Но целесообразная организация производства и потребления, а также правильное распределение рабочих сил по всей стране не терпят никакого рода индивидуализма, никакой свободной конкуренции, ни личной, ни областной самостоятельности. Дело в том, что социал-демократия не мирится с половинчатостью: либо хотят ее всю – целиком, либо ее совсем не хотят. Мы же хотим осуществить ее всю – целиком» (Громкое одобрение).

8. Последний день в семье

Трудно мне было сегодня сладить со своими бабами – с женой и невесткой. Это был день рождения жены, памятный и милый мне день вот уже целых 25 лет; но радостное настроение не могло взять верх сегодня. Завтра Франц уезжает в Лейпциг, завтра же мы должны отдать двух других детей. Дедушка переезжает в богадельню.

Обо всем этом говорили больше, чем о рождении. Дедушка уже с раннего утра настроил мою жену на грустный лад. «Все наше несчастье от социал-демократии, – жаловался он, – это я всегда предвидел». Я нарисовал ему хорошую, удобную жизнь, которая ожидает его в богадельне.

– Какая мне корысть от всего этого?! – воскликнул он. – Я буду принужден жить там, есть и спать с чужими людьми. Дочь моя не будет больше около меня, она не будет больше заботиться обо мне. Мне не позволят курить где и когда я захочу. Нельзя будет играть с Аней, и Эрнест не расскажет мне ничего о школе. Вести из твоей мастерской тоже не дойдут до меня. Захворай я опять – и я буду совершенно брошен всеми. Старого дерева не следует пересаживать. Теперь скоро придет мой конец!

Мы утешали его обещаниями часто навещать его.

– Ах, – возразил он, – такие посещения только пол-удовольствия. При этом не бываешь действительно между своими – чужие мешают.

Мы убедили маленькую Аню, дедушкину любимицу, утешить его лаской. Дитя было веселее нас всех. Кто-то рассказал ему о множестве пирожных, красивых куклах, маленьких собачках, книгах с картинками и всевозможных прекрасных вещах, имеющихся в приюте. Она поминутно принималась болтать о них на своем языке.

Франц проявлял спокойную решимость; но он, тем не менее, не нравился мне. Мне кажется, что он таит в себе какой-то план, который он скрывает. Надо надеяться, что он совместим с нашими социал-демократическими принципами.

Другой мой сын, Эрнест, не обнаруживает в такой степени, что он думает и чувствует. С матерью он был чрезвычайно ласков, что обыкновенно не по его части. Он должен был пойти теперь в ученье и был рад этому. У мальчика ловкая рука, но что касается до наук, то он плохо подвигается вперед. Теперь же все дети в его возрасте обязаны еще учиться несколько лет, а затем уже они получат профессиональное образование.

Жена моя всегда жарит нам в день своего рождения прекрасную, сочную телятину с вареным черносливом; это наша «историческая телятина», как Франц шутя называет ее. Когда жаркое было подано на стол, жена моя грустно заметила:

– Если вы и придете как-нибудь навестить нас, то я уже не буду в состоянии угостить вас телятиной, потому что кухни у нас тогда уже не будет.

– Честь и слава твоей телятине, – вставил я, – но не можем же мы ради нее отказаться от своих идеалов. Мы и впредь будем есть телятину, и даже чаще прежнего, да еще разные другие лакомые блюда.

– Да, – возразила она, – но тогда один будет есть здесь, а другой – там. То, что теряет сердце при разлуке, не может быть вознаграждено роскошной жизнью. И тужу-то я не о телятине, а о семейной жизни.

– Следовательно, дело не в колбасе, а в любви, – пошутил я, – утешься, старушка, мы и впредь будем сердечно любить друг друга, и у нас будет больше свободного времени, чем теперь, чтобы говорить об этом друг другу.

– Ах, – сказала моя жена, – я предпочла бы мучиться опять здесь, в доме, 10 и 12 часов для вас, чем там – 8 часов для чужих детей, до которых мне нет дела.

– И к чему все это? – спросила она резко, и невестка, всегда поддерживающая мою жену, когда она начинает говорить о таких материях, повторила вопрос с еще большей резкостью. Когда обе вместе говорят дуэтом, то я против них бессилен, в особенности когда Франц при этом сохраняет нейтралитет или даже кивает своей невесте утвердительно головой.

– Разве вы уже забыли прекрасные лекции m-lle B. об эмансипации женщины, о ее равноправности с мужчиной в обществе? Ведь тогда эти речи воодушевляли вас так же, как и книга Бебеля!

– Ах, m-lle B. – старая дева, которая всегда жила в меблированных комнатах или в ночлежных приютах, – получил я в ответ.

– Тем не менее она может быть права, – возразил я. – Равноправие в работе и равноправие в обязанностях без различия пола – вот основа социал-демократического общества. Независимость женщины от мужчины, благодаря равному с ним и самостоятельному производительному труду вне дома, отсутствие домашних рабов и рабских услуг как жены, так и прислуги – вот ради чего домашнее хозяйство ограничено до крайности передачей всех домашних работ большим общественным заведениям. Нет больше детей в доме, нет больше стариков, чтобы неравное число таких лиц, требующих за собой ухода в семье, не вызвало снова разницы между бедными и богатыми. Так учил нас Бебель.

– Все это, быть может, придумано очень хорошо на математических началах, – сказал дедушка, но счастью это не способствует, Август. А почему? Потому что человечество не стадо баранов!

– Дедушка прав! – воскликнула Агнеса; при этом она бросилась Францу на шею, уверяя его, что она вовсе не желает никакой эмансипации от него.

Тут, само собой ясно, – всякому разумному рассуждению пришел конец. Я бы желал, чтобы завтрашний день разлуки уже прошел!

9. Большой переезд

Вместо извозчика, который должен был приехать сегодня за детьми и за дедушкой, перед нашими дверьми остановился утром мебельный фургон. «Что касается до переезда, то время еще терпит до вечера», – сказал городовой. Ему поручено еще сперва нагрузить на воз мебель.

– Что же это значит?! – в испуге воскликнула моя жена, – я думала, что домашняя утварь остается частной собственностью.

– Несомненно, голубушка, – сказал городовой, – нас прислали не за всем домашним скарбом; общество заявляет претензию только на предметы, отмеченные здесь в описи.

При этом он вынул инвентарь, который мы должны были составить и подать еще раньше, и указал нам также на объявление, помещенное в «Vorwärts» и не замеченное нами вследствие тревог последних дней.

Жена моя не могла сразу придти в себя от удивления, вызванного присылкой за мебелью, а чиновник, который, впрочем, был довольно вежлив, заметил:

– Откуда же нам взять мебель, милая женщина, чтобы снабдить ею все большие заведения: детские институты, богадельни, больницы и т.п.?

– Но почему же вы не идете к богатым людям, у которых целые дома до самой крыши набиты прекраснейшей мебелью, и не опорожните их?

– Мы и делаем это, милая женщина, – сказал чиновник улыбаясь. – В Тиргартенштрассе, Регентштрассе, Викториаштрассе и всюду в тех местах стоят целые ряды фургонов. Для других экипажей проезд окончательно закрыт на неопределенное время. Ни в одной семье не останется больше двух кроватей, а по части всякой другой мебели и утвари – тоже не больше, чем могут вместить в себе две или три больших комнаты. Но всего этого все-таки еще мало. Сообразите только, у магистрата на руках, при двухмиллионном населении города, 900.000 лиц, не достигших еще 21 года, помещенных в приютах и детских институтах, к тому же еще 100.000 чел. стариков, перешедших за 65-летний возраст, в богадельнях. К этому еще надо прибавить удесятеренное против прежнего число кроватей в госпиталях для ухода за больными. Откуда взять для них все необходимое, не воруя? И что же вы хотите делать с кроватями и со всеми этими шкапами и столами, когда, вот, старого папаши, этого мальчика и этой маленькой девчушки не будет больше в доме?

– Но куда же денутся наши родные, если они придут к нам в гости? – спросила жена.

– Ну, шесть стульев у вас все-таки останется.

– А приезжие гости? – возразила жена.

– Их трудно будет приютить, – ответил чиновник, – уже ввиду скромного размера будущей квартиры.

Оказалось, что моя милейшая супруга, благодаря своему живому воображению, представила себе, что при предстоящем большом перераспределении квартир на нашу долю выпадет в лучшей части Берлина маленькая вилла, в которой нам можно будет устроить одну или две комнаты для приезжих гостей. Собственно говоря, для такой фантазии у моей Паулы не было никакого повода, ибо Бебель всегда говорил и писал: домашнее хозяйство должно ограничиваться лишь самым необходимым.

Затем Паула старалась успокоить себя мыслью, что после перевозки мебели отцу и детям можно будет спать в своих собственных кроватях. Она и без того хотела дать отцу с собой в богадельню его удобное кресло.

– Нет, вы это поняли не так, – заметил чиновник. – Все будет свезено вместе, рассортировано и затем распределено надлежащим образом, смотря по обстоятельствам. Получилась бы невообразимо-пестрая меблировка в заведениях, если бы каждый захотел поставить там отдельно для себя свой собственный скарб.

После этого начались новые вопли. Большое кресло дедушка получил от нас в подарок в последний день своего рождения. Оно было еще совсем как новое, и старик чувствовал себя в нем так уютно. В Аниной детской кроватке спали по очереди все наши дети. Смотря по надобности, ее то отправляли на чердак, то опять приносили оттуда. Большой шкап, уступленный нами потом отцу, принадлежал к числу вещей, купленных нами в рассрочку после свадьбы. Нам тогда пришлось поработать в поте лица своего, чтобы получить возможность дополнить свой домашний скарб этим предметом. Зеркало было завещано мне моим отцом. Он обыкновенно брился перед ним. Вот этот нижний угол был отбит мною еще мальчиком, за что на меня посыпались жестокие побои. Таким образом, с каждой вещью была связана часть истории нашей жизни. И все это должно было исчезнуть навсегда, как скарб с толкучего рынка!

Но против этого ничего нельзя было сделать. Мебель сложили на воз. Вечером, затем, действительно пришел другой воз – за детьми и за дедушкой. Проводить их нам не разрешили.

– Хныканье должно же кончиться когда-нибудь! – сказал вахмистр грубо.

В этом есть доля правды. Эта устаревшая сентиментальность не вяжется с духом нового времени. Теперь, когда наступает царство братской любви во всем человечестве, когда миллионы людей держат друг друга в объятиях, надо направить свой взор выше, оторвав его от мещанских условий жизни прошлого.

Это я и сказал своей жене, когда мы остались одни. Если бы только у нас не было так пустынно и тихо в полуопорожненных комнатах. Такими одинокими, как теперь, мы не были с первого года нашего брака.

– Как-то улеглись сегодня вечером дети и дедушка? – прервала меня моя жена. – Заснули ли они? Впрочем, Аня уже почти спала, когда за ней пришел вахмистр. Отдали ли ее платья по принадлежности? И надели ли на нее длинную ночную рубашку, чтобы она не простудилась? Она ведь всегда сдергивает с себя во сне ножками одеяло. Я положила ночную рубашечку поверх платьев вместе с запиской к няне.

Едва ли жена моя и я сомкнем нынешней ночью глаза. Дело в том, что ко всему надо сперва привыкнуть

10. Новые деньги

Фотографы получили много работы. Все немцы в возрасте от 21 года до 65 лет, т.е. все, кто не содержится в государственных заведениях, получили приказ сняться. Это необходимо для введения новых денежных знаков, которые должны заменить собою прежние монеты и кредитные билеты.

«Vorwärts» подробно говорит о том, что наш министр финансов остроумно разрешил задачу о создании знака обмена, отвечающего своим прямым целям и, вместе с тем, окончательно исключающего возможность возрождения класса капиталистов. Новые деньги не имеют ценности сами по себе, как золото или серебро, но они представляют из себя векселя, выданные государством как единственным ныне владельцем всех предметов продажи.

Каждый рабочий, состоя на государственной службе, получает именное свидетельство, выдаваемое ему каждые две недели; во избежание возможности, чтобы им воспользовалось другое лицо, на переплете свидетельства имеется фотографическая карточка владельца, подобно тому, как это было прежде на абонементных билетах берлинской городской конки. Правда, что установленное для всех одинаковое рабочее время не допускает, чтобы при равном заработке возникло социально неравенство, обусловливаемое разницей в способностях и различной степенью их применения к делу. Но необходимо еще исключить, подобно тому, как и в производстве, возможность накопления ценностей в руках единичных бережливых или лишенных всяких потребностей лиц вследствие неравенства в потреблении. Ведь и таким путем мог бы проникнуть в общество класс капиталистов, который был бы в состоянии поставить от себя в постепенно возрастающую зависимость менее бережливых рабочих, и поэтому расходующих весь свой заработок.

Во избежание передачи всего свидетельства или отдельных его купонов в третьи руки, купоны при употреблении будут отрываться не владельцем, а в его присутствии получающим плату приказчиком или каким-нибудь другим должностным лицом, состоящим на государственной службе. Купоны, возобновляемые государственным бухгалтером каждые две недели в книжечке, снабженной на переплете фотографической карточкой владельца, разнородны. Квартирный купон, или квартирная марка, должен быть отделен в срок швейцаром того дома, в котором данному лицу отведена квартира. Новое распределение квартир, вероятно, состоится незадолго до открытия государственных столовых, так как тогда прежние кухни могут быть упразднены. Продовольственная марка должна быть отделена бухгалтером государственной кухни при получении из нее обеда, хлебная марка – при выдаче порции хлеба (700 грамм на человека). Находящиеся кроме того при свидетельстве купоны имеют различную ценность и могут быть израсходованы владельцем по его личному усмотрению: на уплату за завтраки и ужины, табак и крепкие напитки, за стирку белья и на покупку платья, словом сказать, на все, чего душа его еще пожелает по части товаров. В государственных складах и лавках ведь можно будет получить все что угодно. Приказчику при этом надлежит лишь всегда отрывать купон, ценность которого равняется назначенной цене предмета.

Так как каждый купон снабжен номером свидетельства и владелец последнего занесен в именной список, то накопившиеся купоны дают возможность узнать, каким образом каждое лицо расходует свой заработок. Правительство, следовательно, может не только знать всю подноготную каждого лица, но и заглянуть ему, так сказать, в желудок, что должно, конечно, в сильной степени облегчить организацию производства и потребления.

Купленные при помощи купонов товары покупатель может либо употребить на себя, либо уступить их другому. Владелец даже имеет право, в случае своей смерти, завещать их любому лицу посредством написанной им духовной. Этим постановлением доказано, к вящему стыду противников и клеветников социал-демократии, как на это весьма метко указывает «Vorwärts», что она никоим образом не хочет отменить всякую частную собственность и всякое право наследства; она лишь ограничивает индивидуальный произвол постольку, поскольку это необходимо, чтобы воспрепятствовать возникновению нового капитализма и системы эксплуатации.

Кто не вполне израсходовал все свои купоны в течение двух недель, т.е. до выдачи нового свидетельства, тому неистраченный остаток записывается на новый документ. Но даже и в этом случае необходимо принять меры предосторожности, чтобы не дать отдельному лицу возможность обзавестись и более крупными предметами туалета в счет накопившихся на свидетельстве сбережений. Поэтому все, что выходит из пределов этой суммы, обращается в достояние государственного казначейства.

11. Новое хозяйство

Большая квартирная лотерея состоялась, и мы переехали на новую квартиру. По правде говоря, наше положение не улучшилось. Мы в Берлине жили в юго-западной части города, в квартире, в четвертом этаже, с окнами на улицу, и нам случайно отвели квартиру в том же доме, в четвертом же этаже, но во флигеле во дворе. Жена моя очень разочарована. Хотя она и отказалась от мысли о маленькой вилле, но, вероятно, все еще мечтала получить где-нибудь полбельэтажа.

И я всегда придавал значение квартире. У нас до сих пор было на 6 человек 2 большие комнаты, 2 маленькие и кухня. Маленьких комнат, в которых спали дедушка и дети, нам теперь, конечно, не нужно. Кухни при квартире тоже больше не требуется, так как завтра должны открыться государственные столовые. Но я все же сам питал в душе надежду на получение двух или трех хорошеньких комнат. Вместо этого нас наделили одной комнатой в одной окно и чем-то вроде чулана для прислуги, как это называлось в старину. Комнаты несколько темнее и ниже прежних.

Между тем все произошло по справедливости. Магистрат наш честен, только мошенник дает больше, чем сам имеет. Как вчера было сообщено в заседании городских депутатов, Берлин до сих пор располагал, согласно прежней описи, сделанной с целью распределения квартирного налога, одним миллионом жилых комнат для своего двухмиллионного населения. Но потребность в помещениях служащих общественным целям чрезвычайно возросла в нашем социализированном обществе. Поэтому прежние общественные здания, исключительно с торговыми помещениями, могут удовлетворять лишь самой незначительной части теперешнего на них спроса. Ведь уже пришлось дать приют целому миллиону детей и стариков в воспитательных заведениях и богадельнях. Теперь устроены больницы на 86.000 кроватей. Таким общественным целям должно быть дано преимущество перед частными интересами. Поэтому вполне справедливо, что большие и лучшие дома, находящиеся, главным образом, в западной части города, конфискованы преимущественно с этой целью.

Внутри города находится большая часть контор и магазинов. В нижних этажах всюду устроены государственные кухни и столовые для того миллиона жителей, который не пристроен в общественных приютах. В надворных зданиях находятся центральные прачечные для них же. Если, таким образом, пришлось оставить столько отдельных помещений для такой массы специальных целей, то само собой разумеется, что размеры частных квартир подлежали ограничению.

При переходе власти в руки теперешнего правительства, как уже сказано, в его распоряжении оказался всего один миллион жилых комнат. Из них, по удовлетворении общественных нужд, осталось 600.000 более или менее поместительных комнат плюс несколько сот тысяч кухонь и всевозможных чуланов. Таким образом, на долю имеющих быть пристроенными жителей приходилось по одному помещению на каждого. Во избежание всякой несправедливости эти помещения были разыграны в лотерею. Каждое лицо в возрасте между 21 г. и 65 г. как мужского, так и женского пола получило по билету. Лотерея вообще превосходное средство, когда требуется сохранить принцип равенства при неравных условиях. Социал-демократы уже ввели в прежнем обществе такого рода розыгрыши для билетов в театры.

После квартирной лотереи было разрешено меняться выигрышами. Желавшие остаться вместе – как, например, супруги, – но получившие помещения на разных улицах, в разных домах и этажах, менялись помещениями. Мне однако удалось получить рядом с комнатой, выигранной моей женой, лишь только крошечную девичью, при этом я предоставил выигранное мною помещение в соседнем доме молодому человеку, выигравшему, в свою очередь, чулан для прислуги.

Впрочем, главный вопрос ведь в том, чтобы мы – жена и я – остались вместе.

Однако еще не всем супружеским четам удалось поменяться соответствующим образом комнатами; некоторые, может быть, и не особенно хлопочут о том, чтобы опять соединиться. Брак – дело частное, и поэтому правительство не может разыгрывать в лотерею особые большие квартиры для женатых и меньшие – для одиноких. Будь это так, тогда пришлось бы, например, отложить расторжение брака, которое ведь допускается в любое время, до освобождения квартир для одиноких. Теперь же всякая соединенная по частному соглашению двух лиц, вступающих в брак, квартира, может быть опять разложена на свои составные части: стоит только отделить составленную вместе мебель – и делу конец.

Таким образом, и в данном случае в новом обществе все организовано как нельзя последовательно и целесообразно. Эти учреждения, гарантирующие личную свободу как мужчины, так и женщины, должны вызвать краску стыда на лицах тех людей, которые утверждают, что социал-демократия не что иное, как рабство индивидуальной воли.

Для моей старушки и для меня эти вопросы не имеют практического значения: мы и впредь останемся верны друг другу, как до сих пор, и будем неразлучны и в радости и в горе до конца наших дней. Это только у слабых натур союз сердец нуждается еще в наружных узах, чтобы не распасться, как это было при прежнем обществе.

К сожалению, нам при переезде опять пришлось отказаться от части нашего домашнего скарба. Оказалось, что квартира слишком мала, чтобы вместить все вещи, оставшиеся у нас после переезда наших родных. Мы, конечно, напихали в свои две комнаты елико возможно больше, так что мы теперь немного стеснены в своих движениях. Бывшая девичья, действительно, уже слишком мала. Многим другим повезло не лучше нашего. Вследствие этого при общем переезде на новые квартиры на улицах осталась масса вещей, которых прежним владельцам не удалось пристроить в новых комнатах. Все они были увезены на возах с целью пополнить ими все еще весьма недостаточную обстановку наших больших общественных заведений.

Но не будем сокрушаться об этом: ведь цель наша – организовать в новом обществе, вместо прежней нищенской частной жизни с ее узкими рамками, широкую общественную жизнь, которая давала бы все людям без различия, благодаря доведенным до совершенства учреждениям, физическую и духовную пищу, отдых и развлечения, наделяя их тем, чем до сих пор мог пользоваться лишь один привилегированный класс. За завтрашним открытием городских столовых последует в скором времени открытие новых народных театров.

12. Новые государственные столовые

Сегодняшнее одновременное открытие в Берлине 1.000 государственных столовых на 1.000 человек каждая – дело, поистине достойное удивления. Но те, которые воображали, что в государственных столовых будет происходить то же, что некогда за табльдотами больших гостиниц в те времена, когда там еще утопала в изысканных гастрономических излишествах изнеженная буржуазия, были, вероятно, разочарованы. Прилизанных лакеев в черных фраках, аршинных меню и т.п., естественно, тоже нет в государственных столовых социализированного общества.

В новых государственных кухнях существуют для всего, до мельчайших подробностей включительно, самые точные предписания. Никому не оказывается ни малейшего предпочтения перед другими. Само собой разумеется, что выбор между различными кухнями не допускается. Каждый имеет право обедать в столовой того участка, где находится его новая квартира. Обед отпускают с 12 ч. дня до 6 ч. вечера. Каждый является в указанную ему столовую либо во время обеденного перерыва своей работы, либо по окончании последней. К сожалению, я, кроме воскресных дней, не могу больше обедать вместе со своей женой, как это вошло у меня в привычку за истекшие 25 лет, так как наши рабочие часы совсем не совпадают.

По входе в столовую залу предъявляешь бухгалтеру свою продовольственную марку, которую он отделяет от денежного свидетельства, и получаешь взамен очередной номер. Как только за столом очистилось достаточное число мест и пришла очередь выданному номеру, – отправляешься в буфет за своей порцией. Строгий порядок охраняется полицейскими. Эта стража – число ее теперь возросло в Берлине до 12.000 чел., – надо признаться, дала себя знать сегодня с довольно неприятной стороны. Правда, что давка в столовой была довольно большая. Оказывается, что Берлин слишком мал для грандиозных учреждений социал-демократии.

Каждый, конечно, садится куда попало и в том виде, в каком он пришел с работы. Против меня рядом с мельником сидел трубочист. Последний смеялся этому чистосердечнее, чем мельник. Сидеть за столом немного тесновато, так что посетители толкают друг друга локтями, но ведь обед продолжается недолго – времени для еды назначено даже слишком мало. По прошествии установленного числа минут – за этим у каждого стола следит полицейский с часами в руках – место должно быть беспрекословно очищено для следующего посетителя.

Какое возвышающее душу сознание, что во всех государственных кухнях Берлина в тот же день всюду готовится одно и то же! Благодаря тому, что каждой столовой точно известно, на сколько лиц она должна готовить и обедающие избавлены от необходимости выбирать блюда из длинного меню, избегаются все убытки, происходившие прежде от оставшихся не съеденными кушаний, вследствие чего прежде в ресторанах буржуазии были такие высокие цены. Это сбережение тоже относится к числу величайших побед социал-демократической организации.

Судя по рассказам нашей соседки-стряпухи, сначала предполагалось предоставить столующимся каждой кухни несколько блюд на выбор, причем число их, по мере того как отдельные кушанья съедались, должно было постепенно убывать для тех, кто приходил в более поздние часы. Но вскоре пришли к убеждению, что это было бы несправедливо относительно тех, кому назначенное в другие часы рабочее время позволяет являться в столовую лишь попозже. Размер порций для всех одинаковый. Обжора, потребовавший сегодня, вопреки принципу социал-демократического равенства, добавки, был искренне осмеян. Мысль об отпуске женщинам меньших порций была также отвергнута с самого начала, как несогласная с равноправием полов и отбываемой ими равномерно рабочей повинностью. Рослые и полные мужчины, правда, должны довольствоваться той же порцией, но для тех из них, которые во времена своей роскошной буржуазной жизни слишком раскормили себя, такой режим очень здоров. Лицам же, располневшим от сидячего образа жизни или благодаря прирожденному к тому предрасположению, предоставляется, при максимальном восьмичасовом рабочем дне, возможность тренировать себя в свободное время. Затем ведь всякий может принести с собой из дому, в качестве подспорья к обеду, столько хлеба, сколько он в силах съесть. Кроме того, предоставлено тем, для которых порция слишком велика, уступать часть ее своим сотрапезникам.

По сообщениям нашей соседки, министерство народного продовольствия основывает свое меню на научных опытах, путем которых доказано, сколько граммов азотистых (белков) и сколько граммов свободных от азота питательных веществ (жиров и углеводов) необходимо сообщить организму для поддержания в нем правильного обмена веществ. На каждого ежедневно полагается порция мяса (средним числом по 150 гр. на человека) и к ней немного риса, крупы или бобовых растений (гороху, бобов или чечевицы) и, почти всегда, – картофель в большом количестве. По четвергам дают кислую капусту с горохом. На столбах для объявлений можно прочесть, что каждый день готовится в Берлине. Меню публикуется на целую неделю вперед совершенно так, как это делалось с театральными афишами.

Существовал ли когда-либо на свете народ, у которого, как теперь у нас, каждый мог ежедневно рассчитывать с уверенностью на порцию мяса? Даже одному из французских королей лишь грезилось, как высший идеал, что у каждого крестьянина по воскресным дням будет вариться курица в котле. Не следует при этом упускать из виду, что рядом с принципом равенства, служащим основанием государственному продовольствию, каждому предоставляется по его личному усмотрению разрешать себе за завтраком и ужином все, чего только пожелает его душа, конечно, не выходя при этом из рамок денежного свидетельства. Нет больше людей, лишенных хлеба и крова! Для каждого ежедневно готов кусок мяса! Уже одна мысль, что эта цель достигнута, до такой степени возвышает душу, что ради нее можно забыть всякие неудобства, которые, нельзя не признаться, связаны с теперешним положением дел. Так, мясная порция могла бы быть несколько больше. Но наше осторожное правительство не хотело, на первых порах, отпускать больше того, что до настоящего времени, средним числом, съедалось в Берлине за обедом. Но впоследствии у нас все примет гораздо более широкие размеры, когда новые учреждения усовершенствуются и удастся справиться с условиями переходного времени.

Одно лишь обстоятельство действует парализующим образом на высокий полет моей души – это скорбь моей жены. В продолжение всех 25 лет нашей супружеской жизни между нами не было столько бурных объяснений, как со времени введения новых порядков. Государственные столовые ей совсем не по душе. По ее мнению, там недомашний, солдатский стол. Мясо разварено, навар слишком жидок и т.д. Она уверяет, что теряет аппетит уже оттого, что знает за неделю вперед, что ей придется есть каждый день. А между тем она прежде часто жаловалась мне, что при существующей дороговизне совсем не знает, что готовить. Она всегда бывала рада, когда случалось, что в какой-нибудь воскресный день можно было не готовить, потому что мы устраивали маленькую экскурсию за город. Впрочем, женщины всегда находят недостатки в кушанье, которое готовили не они сами.

Я надеюсь, что ее душевное равновесие, которое прежде никогда не покидало ее, даже в самые тяжелые минуты нашей супружеской жизни, восстановится после первого посещения ею детей и отца в заведениях и когда она убедится в том, что они веселы и здоровы.

13. Досадное происшествие

Наш государственный канцлер уже не так популярен, как прежде. Я тем более жалею об этом, что не может быть более искреннего, дельного, энергичного и деятельного государственного вождя и сознающего свою цель социал-демократа, чем он. Но, на беду, не все так рассуждают, как я. Все, кому что-нибудь не нравится в новом порядке вещей, кто разочарован в своих ожиданиях, сваливают вину на нашего государственного канцлера. Особенно злы на него многие женщины с большого переезда и со дня открытия государственных столовых. Говорят, что среди женщин даже организуется реакционная партия. Само собой разумеется, что жена моя не в числе их, надеюсь, также и Агнеса.

О государственном канцлере еще распространили умышленно слух, что он аристократ. Говорят, что он не чистит себе сам ни сапог, ни платья, а поручает это лакею, который также приносит ему из столовой в замок обед. Это были бы действительно проступки, нарушающие принцип равенства; но спрашивается, правда ли это?

Как бы то ни было, но это неудовольствие, поддерживаемое, очевидно, партией «молодых» умышленно, проявилось очень некрасивым и заслуживающим порицания образом. На бывшей Дворцовой площади вчера состоялось открытие аллегорического памятника в честь подвигов Парижской коммуны 1871 г. С тех пор на площади постоянно толпятся любопытные, желающие осмотреть этот грандиозный памятник. То же было и вчера, при возвращении государственного канцлера с прогулки в экипаже по Тиргартену, когда он, переехав через Дворцовый мост, приближался к главному подъезду. Со стороны арсенала уже раздавались в это время свистки, шум и яростные крики. Вероятно, конная полиция, которая теперь также опять восстановлена, оказалась и на этот раз слишком предупредительной при очищении проезда для экипажа государственного канцлера. По мере приближения кареты шум усиливался. Раздались возгласы: «Долой аристократа! Долой буржуа! Долой выскочку! Вон из кареты! В канаву экипаж!» Толпа была, очевидно, раздражена столь редким теперь видом частного экипажа.

Государственный канцлер, сдерживая гнев, который был, тем не менее, заметен на его лице, спокойно раскланивался на все стороны и отдал приказ подъехать к главным воротам шагом. Вдруг в нескольких шагах от них в него начали бросать грязью и разными нечистотами, по-видимому, из группы собравшихся там женщин. Я сам видел, как он вытирал свой сюртук и запретил городовым накинуться со своими кастетами на женщин. Такие акты насилия, недостойные социал-демократии, не должны бы случаться. Я слышал сегодня с разных сторон, что государственному канцлеру готовят большие овации.

14. Министерский кризис

Государственный канцлер подал в отставку. Все благомыслящие могут лишь сожалеть об этом, в особенности после вчерашнего происшествия. Но государственный канцлер, говорят, немного переутомлен и нервно возбужден. И неудивительно! Ведь ему приходится думать и работать в сто раз больше, чем прежним канцлерам буржуазии. Неблагодарность толпы глубоко оскорбила его. Происшествие у дворцовых ворот было только последней каплей, переполнившей чашу.

В действительности министерский кризис вызван вопросом о чистке сапог. Теперь узнали, что государственный канцлер уже несколько времени тому назад внес в министерство внутренних дел пространную записку, заключение по которой постоянно отсрочивалось. Теперь государственный канцлер требует немедленной резолюции и опубликовал записку в «Vorwärts». В ней предъявляется требование о нарушении равенства. Он говорит, что не может обойтись без услуг других лично для себя; что восьмичасового рабочего дня фактически не существует для государственного канцлера, что осуществить его могли бы разве только назначением вместо одного – трех государственных канцлеров для трех восьмичасовых смен в сутки, чтобы они управляли страной по очереди. Государственный канцлер докладывает, что он теряет каждое утро массу времени и сил на чистку сапог и платья, на уборку комнат, покупку завтрака и т.п. Он был, вследствие этого, принужден откладывать решение важных государственных дел, подлежащих только его компетенции. Неудобно являться перед представителями иностранных держав без пуговиц – канцлер, как известно, не женат, – и ему приходилось самому пришивать их и чинить свои платья, так как он не мог ждать, пока за ними придут из больших государственных заведений для починки одежды. Он мог бы избежать такой большой потери времени на благо общества, если бы ему разрешили пользоваться услугами лакея. Обедать в государственной столовой тоже тягостно, вследствие наплыва туда просителей, которые устраивают на него форменные облавы. Государственный канцлер уверяет, будто он предпринимал прогулки по Тиргартену в своем служебном экипаже только в тех случаях, когда он бывал, по недостатку времени, лишен возможности иначе пользоваться отдыхом на свежем воздухе.

Все это, по-видимому, очень основательно, Но нельзя все-таки отрицать, что требование государственного канцлера нарушает принцип социального равенства и что исполнение его могло бы восстановить вместе с прислугой и домашнее рабство; ибо на то, чего государственный канцлер требует для себя, могли бы по тому же праву претендовать и все другие министры и директора департаментов, быть может, – даже государственные секретари, директора больших заведений, городской голова и члены магистратуры. С другой же стороны, также нежелательно, чтобы вся государственная машина, от правильного хода которой, при нашей грандиозной организации, зависит так бесконечно много, останавливалась, потому что государственный канцлер принужден пришивать себе пуговицы и чистить свои сапоги до открытия приема.
Нет сомнения, что мы здесь имеем дело с вопросом, значение которого гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. Но я до сих пор не могу взять в толк, что такой превосходный государственный канцлер и сознающий свою цель социал-демократ должен был споткнуться на своем поприще именно об этот камень!

15. Эмиграция

Министерский кризис, вызванный вопросом о чистке сапог, продолжается. Теперь объявлено постановленное еще раньше законоположение о запрещении эмиграции. Социал-демократия опирается на всеобщую рабочую повинность подобно тому, как прежний режим держался всеобщей воинской повинностью. Так же, как тогда не допускалась без разрешения эмиграция лиц, находившихся в возрасте, установленном для отбывания воинской повинности, так же точно и наш государственный строй не может допустить этого для лиц, не вышедших из возраста, с которым связано отбывание рабочей повинности.

В первое время по введении нового порядка почти одни лишь капиталисты уезжали за границу со своими семьями. Рабочая сила их хотя и была принята в расчет, но была так непроизводительна у этих людей, привыкших лишь резать купоны и подписывать чеки, что было не жаль отказаться от их сотрудничества. О том, чтобы они не увезли с собой ни денег, ни других ценностей за границу, позаботились в достаточной степени. С выселением почти всех живописцев, скульпторов и многих писателей тоже можно было помириться. Этим господам не нравились порядки крупного производства. Они не соглашались работать под присмотром в больших общих мастерских за счет государства. Скатертью дорога! У нас еще достаточное число поэтов-добровольцев, которые в часы досуга возносятся на Пегаса в честь социал-демократии. К живописцам и скульпторам было предъявлено требование, чтобы они не повергали больше своих произведений к стопам кичливых богачей, а посвящали их исключительно всему обществу. Но это было не по нутру этим рабам мамона.

Правда, что эмиграция ваятелей повлекла за собой то обстоятельство, что постановка многих статуй наших умерших богатырей мысли «Под Липами» еще до сих пор не могла состояться. Даже статуи наших незабвенных борцов и вождей – Штадтгагена и Либкнехта – все еще не окончены. Что же касается до изваяний для украшения наших общественных зданий, то у нас их великое множество из опорожненных зал и гостиных буржуазии.

Господа писатели, относящиеся ко всему критически и по долгу своей профессии распространяющие в народ неудовольствие, совершенно лишний элемент в государстве, основою которого служит воля большинства. Уже Либкнехт изрек незабвенные слова: «Кто не подчиняется воле большинства и подрывает дисциплину, того изгоняют». Если эти господа уходят добровольно, то тем лучше.

Итак, ради этих господ нет необходимости запрещать эмиграцию. Но что не может не вызывать удивления, так это выезд за границу постоянно возрастающего числа полезных людей, действительно учившихся чему-нибудь; они направляются в Швейцарию, Англию и Америку, где социал-демократия все еще не достигла господства. Архитекторы, инженеры, химики, врачи и учителя, к тому же дельные директора разных фабрик, техники и т.д., толпами выселяются. Факт этот объясняется достойным сожаления духовным высокомерием этих людей. Они считают себя выше других и не могут помириться с тем, что они получают тот же заработок, что и простой честный рабочий. Но уже Бебель справедливо писал по этому поводу: «Чем бы человек ни был, его этим сделало общество. Идеи – продукт, производимый в умах отдельных людей духом времени». Правда, что в прежнем обществе дух времени долго заблуждался. Отсюда – такая мания величия.
Но когда подрастет молодежь, получающая образование в наших социал-демократических воспитательных заведениях, где она проникнется более благородным честолюбием посвящать все свои силы общественному благу, – тогда мы будем в состоянии обойтись без этих аристократов. Пока же их долг и обязанность оставаться в Германии.

Поэтому нельзя не одобрить, что законы об эмиграции строго соблюдаются. Для проведения их нужна сильная охрана границ, в особенности – морского берега и сухопутной границы, отделяющей нас от Швейцарии. С этой целью наша постоянная армия будет увеличена многими батальонами пехоты и эскадронами конницы. Патрулям пограничной стражи приказано без снисхождения употреблять против беглецов огнестрельное оружие. Желательно, чтобы наш энергичный государственный канцлер еще долго оставался на своем посту.

16. Новый канцлер

Мое пламенное желание не исполнилось. Государственный канцлер оставил свой пост, и бывший президент рейхстага выбран его преемником.

Кабинет министров, состав которого отчасти тоже изменился, не решился взять на свою ответственность предоставление государственному канцлеру права держать для личного удобства прислугу ввиду того, что последствия такого нарушения социального равенства не могут быть предвидены заранее. Как легко может рухнуть весь социальный строй, если вынуть хотя бы один камень из этого гармоничного здания! Еще Бебель писал в своих рассуждениях по поводу вопроса о чистке сапог: «Никакая работа не позорит человека, даже если она состоит в чистке сапог. В этом имел возможность убедиться не один офицер древнего дворянского рода, живя в Америке». Правительство, впрочем, было склонно воспользоваться для разрешения этого затруднения указаниями Бебеля и обратить особенное внимание на замену для чистки сапог и платья людей – машинами. Но государственный канцлер отказался ждать, пока появится эта автоматическая прислуга.

Итак, он ушел. Его преемник, выбранный законодательной комиссией, слывет за человека менее энергичного; он привык действовать более примирительным образом: чтобы не портить свои отношения ни с той, ни с другой стороной, он склонен исполнять желания всех.

Немного слишком демонстративным было сегодняшнее появление преемника государственного канцлера в столовой его участка; он дождался своей очереди, чтобы пообедать, и затем прогулялся пешком «Под Липами» с большим узлом подмышкой: он нес свое платье в заведение для чистки и починки одежды.

17. Что делается в мастерских

Я рад, что мне сегодня удалось получить место контролера по податным сборам, которое уже давно было обещано мне моим другом, служащим в одной из комиссий магистрата. Теперь мне уже не нужно больше работать в мастерской в качестве переплетчика. Если бы моему Францу удалось тоже избавиться от своего места наборщика в Лейпциге! Не то чтобы мы презирали свою профессию, но с сыном моим случилось то же, что и со мной. Все, что делается теперь в мастерских, совсем не нравится нам. Ведь работаешь не только ради куска хлеба. Хотя Шиллер и был буржуа, но мне всегда были очень по сердцу его слова:
В том человеку честь и слава,
На то и светлый разум в нем,
Чтоб размышлял он в сердце здраво
О каждом подвиге своем.

К сожалению, нашим товарищам по мастерской это почти совсем чуждо. Мастерские теперь, по-видимому, лишь клубы, в которых время тратится попусту. Там господствует пароль: «Не торопись, чтобы товарищ не отстал от тебя». Поштучная работа упразднена. Она, действительно, не вяжется с социальным равенством заработка и рабочего времени. Но Франц пишет, что при режиме «одинакового вознаграждения» рассуждают так: «дело не волк – в лес не уйдет». Прилежание и усердие считаются признаками глупости и ограниченности. Да и к чему эти качества? Ведь прилежный на жизненном пути уйдет не дальше ленивца. Человек перестал быть кузнецом своего счастья, его приковывают к месту там, где это нравится другим. Вот мнение Франца. На этот раз он ошибается меньше, чем обыкновенно.

Трудно представить себе, сколько теперь портят материала и инструментов по невниманию и небрежности. Не знаю, что бы я делал, если бы мне прежде пришлось в качестве мастера возиться с такими подмастерьями! Когда в один прекрасный день дело зашло уже слишком далеко, я потерял терпение и сказал тут же, не сходя с места, речь, хорошую речь:

«Товарищи, общество ожидает от нас, что каждый исполнит свой долг! Мы обязаны работать теперь всего 8 часов. Вы старые социал-демократы. Наш Бебель некогда высказал надежду, что при новом режиме «моральная атмосфера» будет побуждать каждого к соревнованию с другими. Рассудите: мы теперь работаем уже не на эксплуататоров и капиталистов, а для общества. Общество возвращает каждому из нас плоды наших трудов».

– Хорошая проповедь! – говорили мне с насмешкой. – Жаль, что мы уже не нуждаемся в пасторе. Бебель обещал нам не восьмичасовой, а четырехчасовой рабочий день. Общество велико. Неужели я должен мучиться и надрываться для 50 миллионов его членов, тогда как остальные 49.999.999 не такие дураки, как я? И что бы я мог купить себе на эту 1/50.000.000, если бы мне действительно вернули ее из избытка дохода с моей работы?

Затем они начали петь хором: «Если тебе наше общество больше не по сердцу, то иди себе в другое, если оно у тебя на примете».

С тех пор я уже, конечно, не проронил ни единого звука. С Францем, к сожалению, была подобная же история. Газета там редко выходит в назначенный час, несмотря на то, что за каждым листом теперь работает в 1 1/2 раза больше наборщиков, чем прежде. Чем больше кружек пива выпито за работой, тем позже выходит газета, а вместе с тем растет и число опечаток.

Когда Франц на днях, заменяя больного метранпажа, попросил очень вежливо, чтобы в типографии было потише, весь персонал принялся петь марсельезу, делая при этом особенное ударение на словах: «долой тиранию».

Мастера и инструкторы есть и теперь в мастерских, как прежде, но их выбирают рабочие, которые и сменяют их тотчас, как только они перестают угождать им. Поэтому они должны стараться ладить с коноводами и с большинством. Отдельным лицам, не выносящим, подобно Францу и мне, такого гнета, живется скверно. С ними обращаются дурно то товарищи, то мастера. И при этом из этой мастерской рабочему так же невозможно выбраться, как солдату из роты, в которой унтер-офицер обращается с ним жестоко.

Прежний государственный канцлер, вероятно, понимал это, но изменить дело он не мог. Разработанное при его содействии законоположение о нарушении долга при отбывании рабочей повинности вывешено во всех мастерских, хотя во многих местах объявления и сорваны. Согласно закону, за лень, невнимание, неряшливость, неповиновение, непристойные выходки против начальства установлен целый ряд наказаний: отобрание денежных свидетельств, лишение мясной порции и даже всего обеда, наконец, даже заключение в рабочий дом. Но там, где нет обвинителя, нет и суда.

Подобно тому, как мастера, выбираются рабочими и директора, которые, поэтому, тоже должна ладить со своими избирателями. Решение спорных вопросов путем судебного преследования на основании уголовного уложения о наказаниях слишком обстоятельно. Был, действительно, случай, что из публики донесли на нескольких каменщиков, что последние делали слишком продолжительные перерывы в работе и разглядывали отдельные камни уж очень подолгу. Был также случай, что по приказанию свыше личный состав целой мастерской был переведен в другое место. Но, вообще говоря, придерживаются правила переводить с места на место только из политических соображений. Вот причина, почему партия «молодых» теперь требует, чтобы закон о несменяемости судей был распространен и на всех рабочих.

Впрочем, и перемещения не всегда приводят к цели. На всяком новом месте каждый находит опять тот же заработок, ту же пищу, ту же квартиру, как прежде. Для молодых буянов перемещение часто бывает лишь приятной переменой. Только пожилые люди, неохотно расстающиеся с женами и детьми, страдают от этого.
Но ведь и Рим был построен не в один день. Этот дух себялюбия, господствующий в мастерских, не что иное, как худое наследство, оставленное нам обществом, в котором всякий старался обмануть другого. Наши новые школы и воспитательные заведения в непродолжительном времени создадут «моральную атмосферу», в которой пока слабый росток социал-демократии разрастется в большое дерево и осенит своей тенью счастливое и довольное человечество.

18. Семейные заботы

Сегодняшнее воскресенье не было похоже на прежние. Наконец-то жене удалось сегодня после обеда навестить Аню. По правилам больших заведений родителям разрешается посещать детей только соблюдая известную очередь. Как жена моя мечтала о свидании с ребенком! Разные любимые Аней лакомства и игрушки были тщательно упакованы и взяты с собой. Но, к великому огорчению матери, пришлось оставить вещи при входе. Своих игрушек не должно быть у отдельных детей – это, говорят, не вяжется с воспитанием детей в духе социал-демократического равенства. С пирожным та же история. Они будто бы служат только поводом к спорам и ссорам и нарушают установленный в заведении порядок и режим питания. Жена моя еще была в неведении насчет этого нового распоряжения, так как она за последнее время была занята в кухне своего заведения и не состояла при детях.

Радость свидания с Аниной стороны рисовалась моей доброй жене тоже бурнее, живее и сердечнее. Благодаря новой обстановке, ребенок проявлял меньше влечения к матери, чем обыкновенно. Хотя разлука была не слишком продолжительна, но к маленьким детям относится поговорка: «с глаз долой – из сердца вон!» Кроме того, к несчастью, постарались связать у Ани мысль о свидании с матерью с представлением об игрушках и сладостях. Между тем жена моя пришла с пустыми руками. Желание продолжать начатую игру с другими детьми было у Ани, по крайней мере, так же сильно, как влечение к ласкам матери.

Жене моей показалось, что Аня немного переменилась и побледнела. Может быть, это вызвано лишь переменой образа жизни и другим питанием. В заведении господствует строгий порядок. Но и здесь, как, по слухам, и во всех наших больших заведениях, замечается некоторая экономия в пище, а большие размеры института не допускают слишком заботливого отношения к отдельным личностям. Но ведь наружность детей часто меняется очень быстро. Будь Аня дома, у нас, вид ее не беспокоил бы опытной матери; совсем другое дело, когда она в отлучке. Матери уж чудится, что началось развитие какой-то болезни, с которой она не может бороться.

Особенно взволновал мою жену еще разговор, который она имела с воспитательницей при детском саде. Последняя грубо оборвала жалобы моей жены по поводу разлуки маленьких детей с их родителями словами: «Мы здесь слышим эти вопли теперь изо дня в день. Даже неразумная скотина скоро привыкает к тому, что у нее отнимают детенышей. Казалось бы, что женщины, принадлежащие же ведь к числу мыслящих существ, должны мириться с этим гораздо легче».

Жена моя хотела пожаловаться начальнице на грубость этой особы. Но я отсоветовал ей это ввиду того, что она может выместить свою злобу на Ане. У нее никогда не было своих детей, да и теперь ей не удается раздобыть себе мужа, несмотря на то, что она, говорят, не раз пользовалась равноправием женщины с мужчиной в том смысле, что сама делала предложения.

Жена моя еще не успела возвратиться с дальнего пути в заведение, как явился дедушка. Старик с трудом нашел дорогу и насилу поднялся по темным крутым лестницам, ведущим к нашей новой квартире. Я даже был рад отсутствию жена, потому что жалобы отца легли бы ей на сердце еще новым тяжким камнем.
Положим, жалобы его относились все к пустякам и мелочам, но старики привязываются именно к разным пустым привычкам, которые здесь пресекаются немного сурово.

– Что касается до здоровья, то и оно хуже, – заметил дедушка. – В разных местах болит, колет и ноет.

В наружности его я не заметил перемены; но у дедушки теперь больше свободного времени, чтобы отдаваться думам, чем прежде, когда его в нашей семье развлекало то то, то другое. Он тогда охотно бывал в моей мастерской и старался быть там полезным. Работа его стоила немного, но она все-таки занимала его. Сидеть сложа руки – для стариков не благодеяние, потому что работа, хотя бы и самая пустая, поддерживает в них жизненные интересы, связывает их с настоящим и предохраняет их от быстрого физического и умственного разрушения.

Я не мог допустить, чтобы старик, сильно встревоженный отсутствием в нашей маленькой квартире не хватающей старой мебели, пошел в свое заведение один.

На беду как раз в то время, когда я провожал дедушку и жена моя еще не успела вернуться, наш Эрнест вздумал навестить нас. Ему пришлось поклониться запертой двери. Он рассказал одному из сыновей нашего соседа, своему товарищу детства, что его побудила навестить родителей в свободный час непреодолимая тоска по своим. Он и до сих пор совсем не может сжиться с заведением. Вечное чтение, письмо и заучивание наизусть, словом сказать – учение не по нем. Он хочет пойти в ремесленники и учиться только тому, что связано с ремеслом. Я убежден, что из него вышел бы основательный ремесленник. Но наш министр народного просвещения разделяет взгляд Бебеля, что все люди родятся на свете приблизительно с одинаковыми умственными способностями и поэтому должны все получать до восемнадцатилетнего возраста одинаковое умственное образование, служащее необходимой основой для социального равенства; затем только начинается профессиональное образование.

19. Народные увеселения

На всех общественных площадях Берлина теперь бывают концерты. Новый государственный канцлер как нельзя лучше умеет приобрести популярность у народа. В каждом театре ежедневно бывает по два, в воскресные дни – по три даровых представления. Понятно, что театры, оставшиеся рабочему народу после буржуазии, слишком малы. Поэтому для устройства больших народных увеселений пришлось еще воспользоваться и другими зданиями, служившими для больших собраний, например церквами. Правда, что это не нравится некоторым гражданам, которые не могут отделаться от предрассудков, привитых им воспитанием. Церковные земли обращены в общественную собственность, а последняя, в силу основного государственного закона, как было постановлено еще на Эрфуртском собрании 1891 г., не может быть употребляема ни на религиозные, ни на церковные нужды.

Ставятся во всех театрах, конечно, только такие пьесы, в которых прославляется новый порядок вещей и вызывается в памяти вся подлость прежних эксплуататоров и капиталистов. Со временем это будет немного однообразно, но теперь таким образом поддерживается хорошее направление умов, что стало весьма необходимо в некоторых случаях.

Сначала предоставлялось посещать театры каждому когда и где ему вздумается. Но теперь и в этом отношении беспорядочная конкуренция заменена целесообразной организацией народных увеселений. Представления классических социал-демократических пьес происходили перед пустыми скамейками, тогда как в кафешантанах негде было упасть яблоку. Из-за лучших мест там чуть не происходили побоища. Теперь магистратура распределяет спектакли по разным частям города и улицам в известном порядке, а директора театров разыгрывают места в лотерею между публикой, которой назначено быть на данном спектакле, подобно тому, как это было введено еще в 1889 г. германским социал-демократическим театром «Свободная народная сцена».

Но «кто счастлив в любви, несчастен в игре»! Опытом убедились мы в этом и в данном случае. Мы с женой уже три раза подряд выигрывали такие скверные места, что она не могла ничего расслышать, а я разглядеть.
Дело в том, что она немного туга на ухо, тогда как я близорук. И то и другое плохо мирится в театре с социальным равенством. Многочисленные балы также устраиваются ежедневно по вечерам по инициативе магистрата. Доступ к ним урегулирован тем же способом, как и на спектакли. Старые и молодые имеют одинаковое право являться на них. Реформа танцев представила с социал-демократической точки зрения некоторые затруднения.

Теперь равноправие женщины и мужчины выражается тем, что фигуры, исполняемые то кавалерами, то дамами, постоянно чередуются. Хотя Бебель и говорит: «Женщина делает предложения, и ей делают таковые», но от попытки применить это правило в переносном смысле к данному случаю, предоставив обоим полам право ангажировать друг друга для всех танцев пришлось очень скоро отказаться, так как установленный в танцах порядок грозил перейти в довольно шумный хаос.

В «Vorwärts» появился ряд интересных статей, в которых столь же основательно, сколь и остроумно исследуется вопрос, существует ли в социализированном обществе в танцах «право» мужчины на даму и, наоборот, – женщины на кавалера? «Равная обязанность работать, – пишет одна дама в «Vorwärts», – дает право на равное вознаграждение. В состав вознаграждения за труд входят и организованные по инициативе государства танцевальные собрания. Но форменный бал мыслим для женщины только с кавалерами, а что для мужчины не может быть удовольствия без дам – еще несомненнее». Поэтому со стороны почтенной сотрудницы «Vorwärts» делается практичное предложение распределять для каждого бала кавалеров и дам по жребию, сохраняя при этом в полной силе закон социального равенства как относительно старых и молодых, так и относительно красивых и некрасивых. Подобно тому, как в социализированном обществе нет безработных и бесприютных, не должно быть отныне и «бескавалерных» дам на танцевальных вечерах.

Между тем в другой статье профессор современного естественного права доказывает, что подобная организация балов могла бы привести к сомнительному выводу о праве распространения ее и на заключение браков, т.е. о регулировании их государством путем всеобщего розыгрыша женщин и мужчин. Но подобно тому, как брак есть частный договор, заключаемый помимо вмешательства какого бы то ни было должностного лица, и кратковременный союз между танцующими мужчиной и женщиной должен сохранять характер частного договора; поэтому распорядители на балах и не имеют права вмешиваться в отношения танцующих ни путем лотерей, ни каким бы то ни было другим образом.

Говорят, что действительно существует значительное число женщин, разделяющих взгляд, что социальное равенство обусловливает и уничтожение различия между замужними и незамужними. Особы эти присоединились к партии «молодых», невзирая на то, что сами они, по большей части, достигли довольно зрелого возраста. Тем не менее с распространением избирательного права на лиц женского пола оппозиция приобрела для следующих выборов в рейхстаг весьма значительное подкрепление.

Новый государственный канцлер уже приступил к приготовлениям для новых всеобщих выборов в рейхстаг. Масса требований, которые предъявлялись организацией первых учреждений социал-демократического государства к правительству, не позволяли обратиться к выборам раньше. Как активное, так и пассивное избирательное право признается за всеми лицами без различия пола, достигшими 20-летнего возраста. По постановлению Эрфуртского собрания, состоявшегося в октябре 1891 г., отныне вводится пропорциональная избирательная система, т.е. образуются очень большие избирательные округи, на которые приходится по нескольку депутатов; на долю каждой партии распределяется число депутатов в рейхстаг пропорционально числу ее избирательных голосов.

20. Плачевные результаты

Глубокой ночью жена и невестка сидят и тайком шьют: надо состряпать новый костюм для Агнесы.

В качестве контролера на мне, собственно говоря, лежит обязанность привлечь их к ответственности за нарушение максимального рабочего дня. Но они не принадлежат к числу 50 лиц, находящихся в подведомственном мне контрольном отделении.

Обе женщины на этот раз еще словоохотливее, чем это бывает обыкновенно при подобных швейных работах. Если я правильно понял их болтовню, то они не получили в государственных магазинах требуемого и теперь что-то переделывают из другого платья. Обе взапуски ругают новые лавки. Выставки товара в окнах, рекламы и рассылка прейскурантов – все прекратилось. «Совсем не знаешь, какие новые вещи появились в продаже и каковы цены на них», – жалуются они. Государственные приказчики так же нелюбезны, как чиновники при железнодорожных кассах. Конкуренция между отдельными магазинами, естественно, прекратилась. Каждый обязан пользоваться услугами указанного ему склада для удовлетворения определенных потребностей. Этого требует организация производства и потребления.

Приказчику, конечно, совершенно все равно, покупают ли товар или нет. Многие из них уже начинают хмуриться, лишь только откроется дверь магазина, боясь, что они будут прерваны в чтении интересной книги или в занимательном разговоре. Чем больше товару вы требуете на выбор, чем больше справок вы желаете получить о качествах и прочности материи, тем неохотнее исполняет продавец ваши желания: он скорее отопрется от того, что у него есть запас требуемого товара, чем пойдет за ним в другое отделение магазина.

Еще хуже, если спросишь готовое платье – даже для собственного употребления запрещено изготовление одежды в неурочные часы, не относящиеся к восьмичасовому максимальному рабочему дню. При примерке происходит нечто, напоминающее обращение с рекрутами в обмундировальной. Выбранный номер должен быть впору во что бы то ни стало. Если вещь сделана на заказ и в одном месте жмет, а в другом сидит мешком, то требуется большое красноречие, чтобы убедить в этом приказчика. В случае неудачи в этом отношении остается либо принять платье, каково бы оно ни было, либо начать процесс с соответственным государственным учреждением. Вести процессы теперь, действительно, очень дешево. Еще Эрфуртским собранием 1891 г. было постановлено, что судопроизводство и юридическая помощь должны действовать безвозмездно. Вследствие этого пришлось удесятерить число судей и присяжных поверенных против прежнего. Но этого все еще недостаточно ввиду того, что жалоб на плохое качество и негодность товаров, поставляемых государственными мастерскими, на дурное состояние квартир, плохую пищу, грубые выходки приказчиков и других должностных лиц – что песку на дне морском.

При восьмичасовых заседаниях суды лишены возможности соблюдать установленные сроки, несмотря на то, что присяжные поверенные отнюдь не стремятся к проволочкам в процессах. Напротив, жалуются, что они со времени уничтожения судебных пошлин и объявления их государственными должностными лицами еле слушают своих клиентов и весьма склонны комкать дела и кончать их на скорую руку. Поэтому многие, не ищущие в процессе чего-то вроде возбуждающей забавы, предпочитают, несмотря на даровую юридическую помощь и безвозмездное судопроизводство, терпеливо переносить всякого рода несправедливости, лишь бы оградить себя от неприятностей, беготни и бесполезной потери времени.

Глубоко прискорбно видеть, как учащаются преступления против собственности, несмотря на то, что золота и серебра не стало. В качестве контролера я теперь вижу многое за кулисами, что прежде ускользало от моего взора. Число дел по утайке денежных сумм увеличилось против прежнего в семь раз. Служащие всех родов отпускают товары за какое-нибудь частное вознаграждение, во вред казне, или выполняют свои служебные обязанности, не отделяя от денежного свидетельства покупателя соответствующего по стоимости купона и не препровождая его в контрольное отделение. Не хватающий вследствие этого товар, не оплаченный купонами, пополняется путем фальсификации или даже обмеривания других покупателей.

Кражи денежных свидетельств бывают также очень часты. Наклеенные на них фотографические карточки не могли препятствовать употреблению их посторонними лицами благодаря громадному их обращению. Посулы и дача взяток лицам, имеющим влияние на распределение мест и работы и т.п., проникли в самые высшие слои чиновного мира. На каждом совещании контролеров указывают, в интересах контроля, на новые уловки в этом роде.

До сих пор я утешал себя надеждой на улучшение, которое должно наступить с уничтожением условий переходного времени. Но я не могу скрыть от себя, что дела идут, очевидно, все хуже и хуже. Один из моих коллег пытался сегодня объяснить это следующим образом: с тех пор как людей лишили возможности улучшить свои жизненные условия личными усилиями на законном основании сверх установленной для всех одинаковой мерки, все их помысли и стремления сосредоточиваются на том, чтобы добыть незаконным путем то, чего они иначе достигнуть не могут.

Окончание в следующем номере
Вы прочтете заключительные главы:

21. Бегство
22. Опять перемена канцлера
23. Внешние недоразумения
24. Предвыборная агитация
25. Горестное известие
26. Результаты выборов
27. Громадный дефицит
28. Семейные дела
29. Бурное заседание рейхстага
30. В виду забастовки
31. Угрожающие ноты иностранных держав
32. Массовые забастовки и объявление войны
33. Начало контрреволюции
34. Злосчастная весть
35. Глава последняя

| в начало публикациии | содержание номера | другие номера «Частного взгляда» |