|
ЧАСТНЫЙ ВЗГЛЯД
Общеполезный журнал для чтения |
|
| Содержание № 2 (осень-зима) за 2002 [04] | |
Политика / Для всех
Евгений Рихтер
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ КАРТИНКИ БУДУЩЕГО
(ПО БЕБЕЛЮ)
перевод с немецкого
издание А.С. Суворина
(окончание публикации; начало см. в №
1 за 2002 г.[3])
*
* *
СОДЕРЖАНИЕ
21. Бегство
22. Опять перемена канцлера
23. Внешние недоразумения
24. Предвыборная агитация
25. Горестное известие
26. Результаты выборов
27. Громадный дефицит
28. Семейные дела
29. Бурное заседание рейхстага
30. Ввиду забастовки
31. Угрожающие ноты иностранных держав
32. Массовые забастовки и объявление войны
33. Начало контрреволюции
34. Злосчастная власть
35. Глава последняя
Мы пережили ужасные дни. В воскресенье утром вдруг прибыл сюда Франц проездом в Штеттин, куда он, по его словам, был переведен.
Жена моя, по видимому, совсем не удивилась его приезду; тем взволнованнее была она его отъездом. Она громко рыдала, повисла у него на шее и совсем не могла расстаться со своим сыном. И со мной Франц простился как будто навсегда. Агнессы, невесты Франца, я не видел. Они хотели встретиться на Штеттинском вокзале.
В среду я прочел своей жене вслух известие из Vorwärts, что на побережье пограничными патрулями опять застрелено несколько человек эмигрантов. «Где это?» – воскликнула моя жена в ужасе. Когда я ей ответил: «На Засницком рейде»,она упала в обморок. Лишь с трудом удалось мне привести ее мало по мало в чувство. Крайне несвязно рассказала она мне, что Франц и Агнесса уехали в воскресенье вместе и не в Штеттин, а в Засниц на Рюгене, откуда они хотели покинуть навсегда Германию. В газетной статье еще подробно сообщалось, что некоторые переселенцы оказали сопротивление, когда датский почтовый пароход, шедший из Штеттина, подвергся осмотру пограничной стражи при остановке его в Заснице и беглых переселенцев хотели силой заставить вернуться на берег.
Мы провели ужасные часы в горе и страхе до тех пор, пока в новом номере Vorwärts
не был опубликован список убитых и раненых: имен Франца и Агнессы не оказалось
в перечне. Но что сталось с ними?
Жена моя тогда призналась мне, как все произошло. Франц сообщил матери еще до
своего переезда в Лейпциг, в последний день, о своем твердом намерении покинуть
по возможности скорее Германию, положение дел в которой становится ему невыносимым.
Он настоятельно просил мать ни слова не говорить об этом мне, боясь, что я,
из уважения к закону, буду сопротивляться осуществлению его плана. Напрасно
жена моя пыталась отговорить его: он остался при своем решении, а сердце матери
было не в силах дольше устоять перед убеждений сына. Еще в прежние времена жена
моя успела скопить несколько золотых, что она скрыла и от меня. Деньги эти она
вручила Францу на уплату за места на иностранном пароходе.
Тогда плану этому еще сопротивлялась Агнесса. Она была готова, в случае надобности, следовать за Францем на край света, говорила она, но она еще не сознавала необходимости разлуки со всеми другими милыми ее сердцу людьми. Но вскоре ее собственные дела приняли крайне неприятный оборот, о чем я тоже узнал только теперь.
Прежде молодая девушка тихо и скромно занималась шитьем нарядов в родительском
доме, сдавая их затем в большой модный магазин. Теперь же Агнессе приходилось
работать в большой швейной мастерской и проводить целые дни в обширной общей
зале с девушками отчасти весьма легких нравов.
Чистая душа молодой девушки возмущалась характером некоторых разговоров и манерой
своих товарок держать себя с мужским персоналом, управлявшим заведением. Сетования
и жалобы только еще ухудшили дело. Благодаря своей красивой наружности она вскоре
сделалась предметом упорных преследований одного из управляющих. За резкий отпор
с ее стороны он мстил разными неприятностями в деловых сношениях.
Подобные же вещи, вероятно, бывали и прежде при таких условиях. Но тогда средством для спасения являлся, по крайней мере, переход в другую мастерскую. Теперь же многие управляющие таких заведений смотрят на работниц чуть не как на выданных им с головой беззащитных рабынь. Высшее начальство знает об этом, но оно в большинстве случаев само поступает не лучше, стараясь использовать свою власть, и поэтому относится к виновным очень снисходительно, когда такого рода жалобы доходят до него. Родственникам и женихам молодых девушек, чести которых угрожает опасность, таким образом остается лишь одно средство - обратиться к самозащите. Следствием такого положения дел являются тяжелые увечья и частые убийства, как мы узнаем об этом ежедневно.
У сироты Агнессы в Берлине не было защитника. Жалобы невесты привели Франца в Лейпциге в отчаяние, усилили в нем решимость уехать и не откладывая дальше осуществления своего плана, бежать из Германии. Теперь и Агнесса пламенно желала этого. Жена моя помогла им запастись в последнюю ночь дорожным платьем и сделать все приготовления. Так наступил решительный день, то воскресенье, когда они уехали, после чего об их судьбе мы так долго оставались в мучительной неизвестности. Все разъяснилось, когда пришло письмо с берегов Англии от обоих беглецов. Их не было на датском почтовом судне. Рыбак, у которого они нашли приют в Заснице, был дальним родственником моей жены. Тамошнее население настроено очень враждебно против нового порядка, потому что он лишил их прежнего удобного и богатого заработка, который они получали от публики, приезжавшей на морские купанья. Социализированное общество разрешает такие поездки на морские курорты только тем, кому они прописаны после осмотра врачебной комиссией.
Наш осторожный рыбак воспротивился намерению молодой четы воспользоваться для своего бегства одним из почтовых судов, так как в последнее время за ними был установлен самый бдительный надзор. Как раз в то время, когда внимание пограничной стражи было направлено на почтовое судно, рыбак вывез их обоих на своей рыбачьей лодке в море до Штуббенкаммера и там благополучно сдал возвращавшемуся из Штеттина английскому торговому пароходу. Англичане, торговля которых очень страдает от господствующего в Германии нового режима, всегда очень рады приютить у себя беглых эмигрантов, чтобы сделать неприятность социал-демократическому правительству. Таким образом Агнесса и Франц после непродолжительного и благополучного плавания прибыли в Англию и теперь уже находятся на пути в Нью-Йорк.
Бедные дети! Что им пришлось испытать! А моя бедная жена, которая так долго скрывала от меня в своем сердце все свои заботы и тревожные мысли! Что я могу еще сделать на склоне своих дней, чтобы вознаградить ее за ее великое материнское самопожертвование?!
Неудовольствие в деревне достигло своего апогея вследствие полученного там известия о концертах, устраиваемых на общественных площадях Берлина, и о даровых спектаклях, даваемых там же в театрах. Во всех медвежьих углах требуют, основываясь на социальном равенстве и на праве получать одинаковое вознаграждение за равную работу, устройства таких же народных увеселений на счет все той же общественной мошны. И без того деревенские жители лишены газового освещения, электрического света и воздушного отопления.
Vorwärts пытается успокоить умы привлекательными описаниями преимуществ сельской жизни и идиллическими рассуждениями о наслаждениях природой и свежим воздухом. Это было принято за иронию. Какое же наслаждение природою в дождливую погоду и в долгие зимние вечера? Где же свежий воздух в тесных деревенских избах и в конюшнях? Так роптали в письмах, присланных из деревни в редакцию. На это последовал ответ, что ведь и прежде было то же. Действительно, но прежде всякий, кому в деревне не жилось, мог перебраться в город. Теперь же, когда сельский житель прикреплен к земле до тех пор, пока начальству не заблагорассудится перевести его в город, деревня должна требовать от государства всего, что дает город, ибо: равноправие для всех!
Канцлер не знал, что делать. Ведь управлять государством потруднее, чем чистить сапоги и платье. Единственное, что ему удалось провести, были народные увеселения. Но при всем желании он мог же поставить на каждом перекрестке по оркестру, по цирку и по кафе-шантану. Тогда у него явилась мысль организовать по воскресным дням выселение целых сотен тысяч сельских жителей в Берлин для наслаждения спектаклями в театрах. Но, к сожалению, погода оказалась слишком неровной для такого социального уравнения. С наступлением дождливых дней никто из берлинцев, невзирая на известную их любовь к матушке-природе, не пожелал устаивать мокрые прогулки за город, тогда как деревенские жители очень охотно занимали места берлинцев в народных театрах.
Таким образом канцлер, возбудив против себя как Берлин, так и провинцию, был принужден покинуть свой пост, чтобы вызванное им неудовольствие не отразилось неблагоприятно на предстоящих выборах в рейхстаг. В Берлине естественно негодование по поводу прекращения общественных бесплатных увеселений велико. Теперь доступ в театры возможен только за плату, т.е. за купоны, отделяемые от денежных свидетельств.
Преемником канцлера выбрал бывший министр финансов. Он слывет за энергичного человека, идущего напролом и при этом знающего счет деньгам. Это тем необходимее, что ходят всевозможные слухи об отсутствии равновесия между расходом и приходом в нашем социализированном обществе.
Имеется в виду вооружить и снарядить с чрезвычайной поспешностью весь оставленный нам прежним правительством военный флот. Постоянное войско, увеличенное уже для поддержания внутреннего порядка до 500'000 чел., должно теперь, по настоянию нового государственного канцлера еще возрасти ввиду грозящей извне опасности.
Министр иностранных дел, защищая эту меру в своей речи, сказанной им в законодательной комиссии, указал на то, что усиливающиеся с иностранными державами трения, недоразумения и разногласия, к сожалению, заставляют принять эти меры предосторожности. Нельзя ставить это в укор министерству иностранных дел. В социализированном обществе оно является единственным посредником между государствами при обмене товаров. Вследствие этого все жалобы на дурное качество товаров или на несоблюдение сроков при их доставке идут путем дипломатических нот. Неудовольствия, вызываемые отклонением или прекращением деловых сношений или возникновением досадной конкуренции, являвшиеся неизбежными и прежде в частных торговых кругах, влияют теперь непосредственно на отношения государств между собою. Это коренится в самой природе новых порядков.
Но интернациональное социал-демократическое сознание, – справедливо заметил далее министр иностранных дел, – и чувство братской любви между всеми народами должны бы при этом проявлять себя совсем иначе, чем это делается, к сожалению, в действительности, и улаживать недоразумения, устранять затруднения и действовать умиротворяющим образом. Надо признаться, что со стороны англичан, этих эгоистичных госопод-фабрикантов, относящихся вместе со своими братьями-американцами совершенно отрицательно к социал-демократии, это неудивительно. Они не могут помириться с тем обстоятельством, что социал-демократическая Европа, объявив недействительными все государственные бумаги, акции и т.д., освободилась также и от долгового рабства у английских владельцев таких долговых обязательств континента. Но даже эти зачерствелые денежные тузы должны бы понять, что при этом Германия, сравнительно с другими державами, потеряла несколькими миллиардами больше, так как и все русские, австрийские, венгерские, итальянские и другие бумаги, бывшие в немецких руках, были объявлены недействительными соответственными социал-демократическими правительствами.
Впрочем, благодарности мы, немцы, не видим и от этих социал-демократических правительств за то, что мы, руководимые высоким сознанием международного значения социал-демократии, безропотно признали уничтожение наших притязаний на проценты, причитающиеся нам по праву собственности с иностранных бумаг. В своем безграничном эгоизме эти социал-демократические правительства дошли недавно до того, что стали придерживаться правила не отпускать нам продуктов, в которых Германия нуждается и за которые мы прежде уплачивали отчасти пересылкою наших купонов от их процентных бумаг, иначе как за наличные деньги или в обмен на другие товары – партия за партию. Уплата наличными деньгами не вызывала у нашего правительства затруднений, пока мы могли пользоваться запасами золота и серебра для поддержания нашей валюты.
Но после того, как мы, таким образом, лишились всего нашего запаса благородных металлов, мы наталкиваемся у своих социал-демократических соседей на не меньшие затруднения, чем у англичан и американцев, когда мы хотим, по обыкновению, за свои фабричные произведения получить из этих стран то, что нам нужно, например, хлеб, лес, пеньку, хлопчатую бумагу, шерсть, керосин, кофе и т.д. В социализированном государстве спрос на эти предметы не сократился. Совсем напротив! Но социал-демократические соседние государства заявляют, что они не нуждаются больше, с тех пор, как у них общество преобразовано по социал-демократическому образцу, в немецких фабрикатах, каковы: готовое платье, вышивки, плюш, байковые платки, перчатки, рояли, тонкий хрустать и т.п. По введении социального равенства, они вырабатывают этих предметов больше, чем достаточное количество.
Господа же англичане и американцы, под влиянием своего враждебного отношения к социал-демократии, беспрестанно повторяют нам, что немецкие фабричные произведения, в особенности железные, и всевозможные ткани, даже чулки, игрушки и проч., при теперешнем способе производства так плохи и делаются так неряшливо, что они не согласны платить прежние цены и намереваются запасаться ими из других стран. Между тем наше правительство уже теперь, при повышенной стоимости производства, работает себе почти в убыток. Все попытки войти в соглашение на счет введения международного максимального рабочего дня кончились неудачей, так как социал-демократические правительства утверждают, под влиянием своего национального эгоизма, что в этом отношении должны служить мерилом особенности каждой страны – климат, народный характер и т.п.
Что же остается делать нашему правительству? То обстоятельство, что мы с своей стороны не нуждаемся в заграничных шелковых материях и винах со времени социализации общества, не может ведь покрыть наших убытков, в количестве целых миллиардов, которые мы терпим на понижении нашего вывоза. Неудивительно, поэтому, что обмен дипломатических нот приобретает с каждым днем все более и более острый характер. Уже на Востоке и на Западе были сделаны намеки, что Германия, не будучи в силах прокормить свое население, должна бы уступить соседним государствам часть своей территории. Даже уже поставлен вопрос, не своевременно ли, с целью обеспечения накопившихся за Германией долгов по случаю неуплаты за забранные товары, временно занять часть ее территории в качестве залога. Иностранцы, потерпевшие убытки, вследствие объявления немецких процентных бумаг недействительными, пытаются вознаградить себя конфискацией немецких товаров и судов всюду, где они попадаются им в руки. Покровительство, оказываемое германским беглецам-эмигрантам иностранными судами, служит поводом к постоянным препирательствам.
Словом сказать, надежда, что осуществление социал-демократии равносильно водворению вечного мира между народами, грозит обернуться в противоположное.
"Поэтому законодательная комиссия, – так заключил свое разъяснение министр иностранных дел, – не может не признать необходимости восстановить опять военный флот и, одновременно с этим, увеличить постоянную армию до одного миллиона человек, и просит дать на это свое согласие».
В следующее воскресенье, наконец, состоятся выборы в рейхстаг. Для этого целесообразно выбрали праздничный день. Ведь от этих выборов социал-демократического общества зависит несравненно больше, чем от прежних выборов в рейхстаг. Государственным устройством в настоящее время обусловливается решительно все: сколько полагается каждому работать, сколько есть и пить, как ему жить, одеваться и т.д.
Это уже ясно из программ и воззваний избирателей. Число отдельных групп, выступающих с отдельными мнениями, – миллион. Большая часть требований этих программ относится: к изменению обеденного меню, к увеличению мясной порции, к улучшению пива, к крепости кофе (вследствие внешних недоразумений теперь, говорят, отпускают вместо кофе цикорий), к увеличению квартир, к улучшению отопления и освещения, к удешевлению одежды, к более тщательной стирке.
Многие женщины крайне раздражены тем, что их требование о предоставлении им выбора в каждом избирательном округе половины всего числа депутатов отклонено как сословное реакционное стремление к сепаратизму. Женщины опасаются, что при соединении их с мужчинами в общие избирательные округа многие из их товарок подадут голоса за мужских кандидатов, так что они, вследствие этого, при слабой надежде на поддержку их кандидаток со стороны мужчин, проведут лишь небольшое число женщин в депутатки.
Большая часть женщин, независимо от их возраста, заодно с партией «молодых», которая теперь, чтобы заручиться этими союзницами, провозгласила своим лозунгом «право на замужество». Кроме того, «молодые», ссылаясь на книгу Бебеля о женщине, выдают себя за настоящих бебельянцев и предъявляют следующие требования: четырехчасовой максимальный рабочий день, еженедельная перемена рода работы, ежемесячные новые назначения на все высшие должности до должности государственного канцлера включительно; кроме того, четырехнедельные каникулы с правом ездить на купания и возобновление даровых народных увеселений.
Правительственная партия выступает с большой уверенностью, несмотря на то, что ее программа содержит одни лишь общие места. Она приглашает все секции соединиться, в случае надобности, в одну большую партию порядка против партии отрицания и разрушения, таящейся в темноте и пытающейся обольстить общество под именем партии свободы. Требования последней: восстановление прав родителей на воспитание своих детей, закрытие государственных столовых, свободный выбор профессии и право свободного перехода с места на место, а также – большее вознаграждение за более тяжелые работы. Для всякого должно быть ясно, что осуществление этих требований разрушило бы социальное равенство и тем самым подорвало бы основы социализированного общества. В воззвании правительственной партии говорится дальше, что исполнение этих требований привело бы к восстановлению частной собственности и права наследования, к господству капитала и к системе эксплуатации прежнего общества.
Громадному числу программ и воззваний нисколько не отвечает вялость избирательной агитации. Последняя бывала в прежнее время гораздо сильнее. Правда, что, согласно постановлениям Эрфуртского собрания, состоявшегося в октябре 1891 г., все законы, ограничивавшие свободу слова и право образовывать союзы, отменены. Но какая польза от свободы печати, когда все типографии в руках правительства? На что право составлять союзы, когда все помещения для общественных собраний принадлежат тому же правительству? Правда, все помещения для общественных собраний, если они не заняты с другими целями, должны быть предоставлены любой партии для избирательных собраний. Но, по странному стечению обстоятельств, именно для оппозиционной партии очень часто не оказывается свободного помещения. Правда, правительственные газеты обязаны принимать всякие объявления, касающиеся выборов. Но так как при устройстве наших денежных свидетельств вообще исключается возможность составления избирательными комитетами капиталов, то и не существует фондов как для уплаты за такие объявления, так и для покрытия других расходов. В этом отношении социал-демократическая партия прежнего общества несомненно была в гораздо лучших условиях – в ее распоряжении были большие капиталы для устройства выборов, и она умела ловко пользоваться ими.
Оппозиционная партия теперь особенно жалуется на то, что только очень незначительное число лиц осмеливается открыто поступить в ряды оппозиции против правительства, будь то в качестве депутатов рейхстага или даже ораторов в избирательных собраниях. И действительно, правительство имеет возможность без дальнейших околичностей перевести всякого на другой род работы или на другое место. С этим связаны, главным образом, для более пожилых людей весьма неприятные перемены в их жизни. Правда, допускается обжалование произвольного перевода на другое место. Но кто же может доказать, что этот перевод не оправдывается и не был вызван изменениями в рабочих условиях, повлекшими за собой необходимость другого распределения рабочих сил?
Как мы изо дня в день узнаем на наших совещаниях контролеров, опасное брожение проникает все глубже и глубже в среду как городского, так и сельского населения. Все это производит такое впечатление, как будто достаточно лишь легкого толчка, чтобы вызвать насильственный переворот, который со стихийной силой приведет к восстановлению прежнего порядка. Из деревни со всех сторон доходят вести о происходящих то здесь, то там столкновениях войск, посланных для насильственного введения социал-демократического порядка, с сельским населением. Но даже на войска правительство может положиться не всюду. Вот почему Берлин, не взирая на значительное увеличение армии, все еще не получил гарнизона. Вместо этого полицейская стража, пополняемая по возможности самыми надежными социал-демократами со всех концов страны, увеличена теперь до 30'000 чел. Кроме конных полицейских, она усилена еще артиллерией и саперами.
Выборы в рейхстаг будут производиться посредством избирательных листков, отмеченных правительственным штемпелем и подаваемых в закрытых конвертах. Но при государственной организации, проникающей во все условия жизни, при публичности нашей жизни, при контрольной системе, которой подчинен каждый в отдельности, по видимому, немногие решатся вотировать согласно с собственным убеждением, несмотря на непрозрачность избирательных листков. Во времена господства бюрократии во многих местах, вероятно, было то же самое. Но ведь теперь всякий собственно должностное лицо, состоящее на службе общества.
Результаты выборов, поэтому, сомнительны. Если они действительно окажутся выразителями народной воли, то мы получим рейхстаг, который будет стоять за восстановление прежнего порядка вещей. Если же страх возьмет верх, то рейхстаг сделается слепым орудием в руках правительства.
Я и сам еще не знаю, за кого подам свой голос. Боюсь, за мной и так следят особенно зорко по случаю бегства моего сына. Может быть, я подам чистый листок.
Аня, наша добрая, милая девочка, умерла! Не верится, что крошка, всегда так весело и беззаботно прыгавшая вокруг нас, лежит теперь недвижно, без признаков жизни, что замолкли уста, так сердечно болтавшие, померкли глаза, сиявшие ярким светом, когда здесь, на круглом столе, горела зажженная для нее елка или на комоде стоял в день ее рождения пирог с воткнутыми в него свечами.
И сегодня как раз ее рождение. Утром жена моя отправилась в детский приют в надежде, что ей удастся повидаться с ребенком хоть минутку. С радостным сердцем и улыбкой на устах спросила она о девочке. И вот, после минутного молчания – ей пришлось повторить имя и адрес – раздались убийственные слова, врезавшиеся ей в сердце: дитя ночью умерло от гнилой жабы – известие об этом только что послано родителям.
Жена моя падает на стул, как разбитая параличом, но затем материнская любовь дает ей сверхчеловеческую силу, и, не веря, что Аня, ее деточка, умерла, думая, что тут произошла ошибка, она бросается за надзирательницей в покойницкую. Но вот она лежит, бедный цыпленок, в своей длинной красненькой ночной рубашечке. Ни оклики, ни поцелуи, ни жалобы матери не в состоянии разбудить ее.
Кто может сказать, как все это случилось, как подкралась коварная болезнь и унесла ее с такой быстротой! Вероятно, этому предшествовала простуда. Ведь у нас она постоянно сдергивала с себя ночью одеяльце ножками, но там, среди сотен маленьких существ, не было материнского глаза, бдительно следящего за каждым из них тут же у кроватки. Предписанная правилами заведения вентиляция поддерживает в дортуаре постоянный сквозняк. Возможно также, что ребенка не вытерли после ванны достаточно тщательно – досуха: в таких больших заведениях не без этого, многое делается там поверхностно. Может быть, и перемена питания ослабила ребенка и сделала его вследствие этого более восприимчивым к болезни, чем прежде, когда он был у нас дома. Но к чему теперь все эти догадки? Нашей бедной дорогой Ани уже не воскресишь!
Как перенесет моя милая жена это горе? Она была так потрясена и разбита им, что ее пришлось перевезти из приюта в карете прямо в больницу. Я пришел несколько позже. Аня была наш младшей, наш запоздалый ребенок, единственная дочь после нескольких мальчиков. Чего только не ожидали мы от этого ребенка, когда он подрастет, о чем не мечтали?
Бедный Эрнест узнает об этом только завтра. Дедушке о нашем горе совсем нельзя говорить. Он не видел Ани со дня рождения жены. Теперь ему уже нельзя будет рассказывать сказки, как это часто бывало прежде, когда она, сидя у него на коленях, требовала, чтобы он рассказал ей сказку о волке и красной шапочке. Франц и Агнесса, конечно, ничего не подозревают, сидя в своей Америке. Они получат мое письмо не раньше, чем через 10 дней. Франц так нежно любил свою сестрицу! Он почти всегда приносил ей что-нибудь, возвращаясь с работы. Маленькая плутовка знала это и выбегала к нему на лестницу, как только, бывало, увидит его или услышит его шаги. Всему этому теперь настал конец, и не только этому, а и многому другому за последние месяцы.
При таком большом горе всё, относящееся к политике, кажется неинтересным и пошлым.
Франц правильно оценил возможные результаты выборов. Он высказал в своем последнем письме мнение, что в обществе, в котором нет больше ни личной, ни экономической свободы каждого в отдельности, самые либеральные формы государственного устройства не могут вызвать политической самостоятельности. Кто до такой степени зависит от правительства во всех своих жизненных условиях, как в настоящее время все наше население, тот только в самых редких случаях находит в себе достаточно нравственной силы, чтобы осуществить, хотя бы подачей тайного избирательного листка, выборы, неугодные властителям сегодняшнего дня. Политическое избирательное право лишено серьезного значения для нашего социал-демократического общества в той же мере, в какой оно было бы бесполезно для солдат, живущих в казарме, или для арестантов, заключенных в тюрьму.
И действительно, правительственная партия получила, не взирая на господствующее всюду неудовольствие, более двух третей всех поданных голосов, и это – без особенных усилий с ее стороны; только перевод на новые места вождей партии «свободы» и партии «молодых», произведенный, очевидно, для острастки с политическими целями, вызвал угнетающее впечатление.
Сам я, изнемогая под ударом, нанесенным моей семье судьбою, вотировал, вопреки своему первоначальному намерению, за правительственную партию; что было бы со мною с моей женой, если бы, посредством моего перевода в какое-нибудь отдаленное провинциальное местечко, нас разлучили теперь, при ее настоящем душевном состоянии?
Удивительно, что именно в деревне, где неудовольствие было сильнее всего, за правительство подано наибольшее число голосов. Правда, что там, где контроль над каждым отдельным лицом еще строже, чем над густым населением больших городов, решимость выступить самостоятельным оппозиционным мнением проявляется еще меньше. Кроме того, как раз в самых беспокойных округах население было запугано принятыми там военными мерами.
В самом Берлине правительственная партия осталась в меньшинстве, так что большая часть берлинских депутатов, ввиду того, что Берлин составляет при теперешней пропорциональной системе выборов один избирательный округ, принадлежит к оппозиционной партии «свободы».
«Молодые» потерпели неудачу и, не взирая на сильную поддержку женщин, провели только одного кандидата. Народ, по видимому, нигде не сочувствует дальнейшему развитию социал-демократического государственного строя. И единственный депутат из партии «молодых» выбран только потому, что партия «свободы» считала своим долгом поддержать его ввиду его энергичного поведения в борьбе с правительством.
Партия «свободы», или, вернее, «друзей свободы», получила во всей стране приблизительно одну треть всех голосов, несмотря на то, что правительственная партия пыталась ее очернить где только могла, объявляя ее партией разрушения, подрывающей общественный строй. Партия обязана своим относительным успехом в значительной степени поддержке избирателей женского пола, которые вообще приняли в выборах гораздо более деятельное участие, чем сильный пол, и не скрывали своего озлобления против существующего положения дел, в особенности против ограничения домашнего хозяйства и частной жизни.
В рейхстаг выбрана всего одна женщина, а именно супруга теперешнего государственного канцлера. Дама эта не причисляет себя к правительственной партии, она объявила себя стоящей вне всяких партий и публично уверяла в своей предвыборной речи, что она будет говорить в рейхстаге открыто и не стесняясь правду, если этого потребует, по ее личному убеждению, народное благо, подобно тому, как она привыкла всегда говорить правду у себя дома своему теперешнему супругу и его предшественникам. Правительственная партия не сочла себя вправе противиться избранию жены государственного канцлера частью из вежливости, частью потому, что она хотела на деле продемонстрировать равноправие обоих полов.
Ежемесячный дефицит в миллиард или расход превышает доход на 1'000'000'000 марок, потребление больше производства в народном хозяйстве – вот печальная весть, которою государственный канцлер открыл новый рейхстаг. Чудо, что этот факт удалось скрыть до окончания выборов. Но теперь настал последний срок для выяснения дефицита и для изыскания средств к его устранению.
Впрочем, уже давно можно было заметить то здесь, то там, что дело неладно. Если вы хотели купить что-нибудь при посредстве своего денежного свидетельства, то вам уже слишком часто приходилось слышать, что запас требуемого товарам вышел, и будет пополнен лишь по прошествии некоторого времени. Причиной тому, как оказалось теперь, служил не большой спрос, а понижение производства. Не без труда удалось возобновить самые необходимые предметы туалета на сбережения, наросшие в денежном свидетельстве. При покупке некоторых предметов потребления приходилось довольствоваться безобразно залежавшимся товаром, чтобы получить хоть что-нибудь. Цены на заграничные товары, как-то: кофе, керосин, рис и т. под. дошли до невероятных размеров.
И так уже нельзя было сказать, чтобы население каталось, как сыр в масле. Хотя, в общем вес мясной порции оставался 150 гр., как прежде, но, по видимому, при этом произошла перемена в том отношении, что теперь отбросы входят в общий вес порции. Выбор овощей очень уменьшился и ограничен теперь горохом, бобами, чечевицей и картофелем. В праздник, справляемый в честь Бебеля, ожидаемая усиленная порция мяса и бесплатная кружка пива не были отпущены. Даже приправ недостает. Все чаще раздаются жалобы на отсутствие вкуса и пресноту пищи, вызывающие отвращение, непобедимое даже при сильном голоде. Разговоры о тошноте и кишечных катарах слышатся за последнее время все чаще и чаще за обеденным столом.
Хотя по имеющимся признакам позволительно ожидать впредь, несмотря на сильную эмиграцию, большого прироста населения как следствия того обстоятельства, что воспитание детей принято на казенный счет, даже в Берлине не только прекратили строить новые дома, но и самый необходимый ремонт откладывается. Нигде не слышно ни об улучшении, ни о возобновлении машин и инструментов, ни о расширении фабрик и заводов, ни об устройстве новых путей сообщения. Запасы предметов потребления, по видимому, уменьшены до минимума. Имеются налицо только товары, на которые спрос невелик или которых совсем не требуют, да предметы, прежде вывозившиеся за границу и теперь не находящие там сбыта, в особенности в социал-демократических государствах. Таковы: дамские костюмы, вышивки, перчатки, вина, шелковые материи, рояли, плюш и т.д. Все эти предметы продаются теперь по пониженным ценам, себе в убыток, лишь бы избавиться от них.
Тем не менее дефицит, по видимому, скорее увеличился за последние месяцы, чем уменьшился. Даже запасы сырых материалов начинают иссякать, и их не хватает уже для поддержания правильного производства. Иностранные государства теперь нигде не доверяют Германии товаров в кредит, а отпускают их лишь в обмен на другие товары и притом – партию за партию.
Между тем нельзя даже утверждать, что правительство легкомысленно организовало потребление. По его довольно точным расчетам, как сказано, в докладе, прочитанном при открытии рейхстага, ценность производства в общей сложности доходила в Германии непосредственно до переворота – если включить сюда все существовавшие тогда отрасли производства – до 17 или 18 миллиардов марок в год. Правительство даже и не имело в виду увеличения этой ценности при введении новой организации, а исходило лишь из той точки зрения, что и при осуществлении восьмичасового максимального рабочего дня возможно вырабатывать столько же товаров. Это предположение было положено в основание сметы распределения потребления. Ясно, что при этом положение большей части населения могло, не взирая ни на какие ограничения личной и экономической свободы, только улучшится, а ни в каком случае не ухудшится против того, что было до великого переворота.
А теперь оказывается, что ценность производства в социализированном обществе понизилась до одной трети прежней, т.е. с 18 до 6 миллиардов в год, или с полутора до полмиллиарда в месяц. В месяц, следовательно, не досчитывается целый миллиард. Это составляет в 4 месяца убыток, почти равный контрибуции, которую Франция уплатила Германии после великой франко-прусской войны. Чем все это кончится и какими средствами помочь беде?
Все с величайшим напряжением ждут следующего заседания рейхстага, в котором государственный канцлер намеревается изложить причины дефицита.
Я в печальном одиночестве и покинут всеми в своей квартире. Этого не было со мной с тех пор, как я расстался с холостой жизнью. Бедная жена моя все еще в больнице. Доктор просил, чтобы я по возможности сократил свои посещения во избежание лишних волнений для моей жены. При виде меня она бросается мне на шею с необыкновенной страстностью, точно я возвращен ей после ужасной, угрожавшей моей жизни, опасности. Перед моим уходом домой начинается новая сцена: она не может расстаться со мной и не отпускает меня от себя. Чем дольше она потом, после наших разговоров, мысленно занята мною и другими членами нашей семьи, тем сильнее становится у нее чувство страха за нас за всех; тревога о нас не покидает ее. Ей кажется, что мы подвергаемся разным опасностям и преследованиям, и она боится, что никогда больше не увидит нас. Она все еще не совладала с потрясением, вызванным смертью нашей дочери и событиями, сопровождавшими бегство Франца и Агнессы.
По этому поводу я хотел спросить совета у нашего прежнего домашнего врача, которому близко знакома ее натура и который пользовал ее начиная с нашей женитьбы. Доктор только что возвратился от молодого человека, покончившего с собою самоубийством, которого он пытался вернуть к жизни, но напрасно. Он был принужден заявить мне, как он говорит, к своему глубокому сожалению, что его восьмичасовой день только что истек, почему он, при всем желании помочь и при всей дружбе ко мне, не может дать нам сегодня медицинского совета. На него уже два раза доносил молодой его коллега, обвиняя его в несоблюдении рабочего дня, вследствие чего он был подвергнут строгому наказанию за «перепроизводство».
Старый доктор разговорился со мной по поводу сегодняшнего случая об ужасающем возрастании числа самоубийств в социализированном обществе. Я его спросил: не послужила ли несчастная любовь причиной этого самоубийства? Он это положительно отрицает, хотя и признает, что такие случаи бывают и теперь, как прежде. Ведь и в настоящее время правительство никому не может запретить отклонять предложения. Старый доктор, который прежде был военным врачом, пытается объяснить постоянное возрастание числа самоубийств иначе. О говорит, что и среди военных большая часть самоубийств происходит оттого, что многие молодые люди, несмотря на то, что жизнь их вполне обеспечена пищей, платьем и квартирой, не могут сжиться с непривычным гнетом, связанным с условиями военной жизни. А между тем у них есть надежда, что их через 2 или 3 года отпустят, и они снова приобретут прежнюю свободу действий. Поэтому нечему удивляться, думает он, что пожизненное ограничение личной свободы, являющееся следствием новой организации производства и потребления, вместе с социальным равенством, вызывают теперь у многих лиц, – и при этом не у худших людей, – такое понижение чувства жизнерадостности, что они смотрят на самоубийство как на единственную возможность избавиться от гнета пустой, однообразной и не поддающейся, невзирая на их энергию, никакому изменению жизни. Возможно, что старый доктор отчасти и прав.
От Франца и Агнессы я получаю хорошие вести, – это единственная светлая точка на моем существовании. Они в Нью-Йорке уже переехали из гостиницы, в которой поселились сейчас же после свадьбы, в собственную, правда, очень скромную квартирку. Франц, благодаря своей деловитости и солидности, сделался фактором маленькой типографии. Агнесса работает на модный магазин. Подобного рода заведения очень процвели в Америке с тех пор, как немецкая конкуренция перестала там существовать. Бережливость молодых дает им возможность обзаводиться то тем, то другим предметом, необходимым в хозяйстве. Франц был очень огорчен смертью своей маленькой сестры и теперь убеждает меня, чтоб я отправил к нему Эрнеста, обещая всячески позаботиться о нем.
Мне глубоко жаль Эрнеста в его учебном заведении. Об этих институтах вообще слышно лишь одно дурное, в особенности о заведениях, в которых находятся молодые люди уже более зрелых лет, так от 18 от 21 года. Они знают, что по достижении ими 21 года, совершенно независимо от того, как и где кто учился, все они найдут готовой одну и ту же казенную порцию и дальше этого уже никогда никуда не уйдут. Даже если они готовились с охотой и любовью к определенной профессии, то у них нет ни малейшей гарантии, что им будет позволено заняться ею или хотя бы каким-нибудь родственным трудом. Вследствие этого они почти все без исключения пользуются предоставленным им для их образования временем для разгульной жизни, так что недавно, с целью контроля над ними, были сделаны распоряжения, которые в смысле строгости применимы разве только к арестантам.
И тем не менее я не могу решиться внушить Эрнесту мысль о бегстве. Даже если бы я знал, каким путем его доставить на иностранное судно, и Франц мог бы выслать ему необходимые для переезда средства, то и тогда я не был бы в состоянии сделать, без согласия моей жены, столь важный для судьбы нашего еще несовершеннолетнего сына шаг. А что касается до моей жены, то такое сообщение могло бы, при ее теперешнем состоянии, убить ее.
29. Бурное заседание рейхстага
С того времени, как в рейхстаге разбиралось дело о сберегательных кассах, я не был в этом здании. Это было еще до новых всеобщих выборов, когда социал-демократические депутаты старого времени, предшествовавшего великому перевороту, были там еще совсем в своей компании: все другие полномочия, под предлогом, что они даны при господстве капитала, были объявлены недействительными. Сегодня только что избранные противники социал-демократии заняли всю левую часть залы рейхстага, т.е. приблизительно одну треть всех мест.
Единственная дама, проведенная выборами в депутаты, супруга государственного канцлера, заняла место посредине первого ряда. Эта осанистая, на вид энергичная, но немного кокетливо одетая особа, следила за речью своего мужа с живым вниманием и то утвердительно кивала своей убранной красными бантиками курчавой головой, то качала ею в знак несогласия.
Правительственная партия, находясь под впечатлением известия о миллиардном дефиците, по видимому, впала в некоторое уныние, тогда как настроение анти-социал-демократической оппозиции – партии «свободы» – было очень бодрое. Места для публики были переполнены, в особенности – женщинами, так что негде было упасть яблоку. Присутствующие были, очевидно, в сильно возбужденном состоянии.
На очереди: обзор народного хозяйства.
Прения, завершившиеся по поводу причин миллиардного дефицита, – я хочу попытаться хотя бы отчасти передать их здесь, – начались речью государственного канцлера.
Государственный канцлер: «Факт, что ценность производства в Германии уменьшилась на две трети против той же ценности при дореформенном обществе, не следует ни оплакивать, ни осмеивать, – его надо стараться понять. Прежде всего виновниками являются враги нашего социализированного общества (депутат м. Гагена: «однако!»). Именно, господин депутат: для водворения порядка внутри страны нам пришлось удесятерить против прежнего полицию, для поддержания последней, для прекращения эмиграции и для обороны страны против внешнего врага – удвоить постоянное войско и увеличить флот.
Затем, объявление недействительными ценных бумаг в социал-демократических государствах Европы повлекло за собой то, что и немцы перестали получать проценты со своих капиталов, что, в свою очередь, повлияло на сокращение доходов. Наш сбыт за границу чрезвычайно уменьшился вследствие преобразования общества в социализированных государствах и вследствие недоброжелательного отношения буржуазных государств к социал-демократической системе производства. Эти причины и впредь едва ли удастся изменить.
Я упоминаю, во-вторых, как о причине понижения доходов с производства – освобождение стариков и юношей от рабочей повинности (левая: «слушайте! слушайте!») и сокращение рабочего времени (среди правой – шум). Запрещение сдельной работы, очевидно, тоже содействовало уменьшению производства (левая: «слушайте! слушайте!»). Вследствие продолжающегося еще деморализующего влияния прежнего общества (левая: «ого!») сознание долга при исполнении работы, как необходимая основа социал-демократического общества, еще не развилось в такой мере (шум на правой), чтобы мы могли отказаться от увеличения максимального рабочего дня до 12 часов в сутки, что мы и намерены предложить вам (сенсация). Кроме того, нам во всяком случае придется, до восстановления баланса, допустить распространение рабочей повинности на всех лиц в возрасте с 14 до 75 лет вместо прежних предельных возрастов – 21 года и 65 лет (левая: «слушайте! слушайте!»), причем мы намерены оставить за собой право оказывать поощрение талантливым молодым людям с целью пополнения их образования и слабосильным старикам – для поддержки их здоровья.
Затем, уменьшению дефицита может содействовать в значительной степени упрощенный и менее дорогой режим питания сравнительно с теперешним (на правой шум). Новейшие изыскания доказали, что, при соответствующем увеличении количества овощей и картофеля, мясная порция может быть без ущерба уменьшена с 150 до 50 грамм или заменена столькими же граммами сала на каждого человека» (депутат м. Гаген: «Плетцензее!» [большая тюрьма в Берлине – прим. перевод.].
Президент: «Г-н депутат, прошу вас воздерживаться от возгласов» (на правой – одобрение).
Государственный канцлер: «Существует, как известно, много почтенных лиц – говорю о вегетарианцах – которые считают употребление в пищу мяса не только излишним, но даже вредным для человеческого организма (шум на правой). Но цель наша заключается прежде всего в достижении большей экономии путем последовательного дальнейшего развития социального равенства, связанного с еще большим ограничением индивидуального произвола и слепого господства предложения и спроса, которое и теперь еще постольку же затрудняет производство, поскольку поднимает цены для потребителей. Общество, например, производит пищевые продукты, домашнюю утварь, одежду и т.д., но спрос, следуя упрямому капризу, назовем ли мы его вкусом, модой или иначе, это все равно…» (депутатка, жена государственного канцлера: «ах! ах!»).
Государственный канцлер останавливается в своей речи и пытается овладеть волнением, вызванным восклицанием жены – он выпивает стакан воды.
«Я говорю, что капризная мода слишком часто отворачивается от уже заготовленных предметов потребления и требует того, что до тех пор или производилось в незначительном количестве, или вовсе не производилось. Запасы, предлагаемые обществом, вследствие этого незначительного сбыта, залеживаются, портятся, словом сказать, – не исполняют своего назначения, только потому, что мужчинам и женщинам X, Y и Z нравится что-то нечто другое. Или, может быть, по вашему справедливо, что индивидуальным склонностям этих лиц потворствуют, предоставляя им на выбор различные предметы потребления, служащие для одной и той же цели, только для того, чтобы г-н или г–жа X могли питаться, одеваться и жить иначе, чем г-н или г-жа Y? Между тем, какое удешевление производства могло бы быть достигнуто, если бы ограничивались только фабрикацией немногих или лучше одного лишь рода предметов потребления для каждой специальной цели! Явилась бы возможность избежать тех убытков, вызываемых недостатком сбыта, если бы раз и навсегда было установлено, что г-да X, Y и Z должны питаться, одеваться и жить так, как это предписывается государством.
Поэтому, милостивые государи и милостивые государыни, правительство хочет предложить вам впредь ввести для завтраков и ужинов тот же режим питания, который был уже установлен с самого начала для обеда. Далее, для более прочного утверждения принципа свободного равенства будет весьма полезно, если мы теперь обратим в государственную собственность и все предметы, входящие в состав домашнего хозяйства, как-то: кровати, столы, стулья, шкапы, постельное белье и т.п. Снабжая таким образом каждую квартиру обстановкой, принадлежащей казне и остающейся в ней постоянно, мы избегаем затруднений и убытков, связанных в настоящее время с переездом жильцов с квартиры на квартиру. Только при этих условиях представится возможность осуществить в еще большей степени принцип социального равенства относительно квартир, независимо от их неодинакового расположения, путем возобновления розыгрыша всех квартир через каждые 3 месяца. Шансы получить квартиру в бель-этаже и на улицу появляются, таким образом, для всякого с наступлением каждой новой четверти года (на левой – смех, на правой – отдельные одобрительные возгласы).
Отныне же для всех будет изготовляться одежда, причем материя, цвет, покрой и срок носки будут точно установлены заранее». (Депутатка, жена канцлера: «никогда, никогда этого не будет!». Все присутствующие выражают протест).
Президент: «Выражать с трибун одобрение или порицание не разрешается».
Государственный канцлер (продолжает): «Прошу не толковать моих слов превратно. Однообразие в одежде не должно доходить до исключения всякого различия. Напротив, мы даже намереваемся предложить ввести всевозможные значки, которые давали бы возможность отличать мужчин и дам по месту их происхождения из разных городов и местечек, а также – по их профессиям. Этим путем служащим государственного контроля будет чрезвычайно облегчена их обязанность следить и присматривать за каждым лицом в отдельности (левая – «слушайте! слушайте!»). Вследствие этого увеличение штата должностных лиц, занятых надзором, – отныне один надзиратель на тридцать человек, вместо одного на пятьдесят – может быть менее значительно, чем при других условиях, чтобы обеспечить в нашем государстве, которое тогда будет поистине государством порядка, не имеющим себе подобного (Левая – «государством тирании!». Президент звонит и призывает к порядку), строгое соблюдение законов и предписаний, имеющих быть постановленными теперь относительно завтраков и ужинов, одежды и жилищ.
Вот наша программа! Если вы одобряете ее, то мы надеемся энергичным ее проведением не только в скором времени устранить дефицит из нашего народного хозяйства, но также, по мере того, как нам удастся совладать с вредным влиянием отжившего общества (правая – одобрение, левая – резкие, повторяющиеся неоднократно, свистки), довести наш народ на почве социального равенства до благосостояния и благоденствия».
Президент: «Мне не раз заявляли, что было бы желательно дать членам парламента возможность еще до начала прений обращаться к государственному канцлеру с краткими вопросами в том случае, если тому или другому депутату что-нибудь в его программе показалось неясным или неполным».
Государственный канцлер: «Я с радостью готов отвечать немедленно же на все вопросы, с которыми пожелают обратиться ко мне».
Депутат правительственной партии обращается к государственному канцлеру с просьбой высказаться подробнее относительно устройства завтраков и ужинов, а также выяснить вопрос, повлияют ли предложенные меры на организацию денежных свидетельств?
Государственный канцлер: «Я очень благодарен досточтимому депутату за то, что он обратил внимание на некоторые упущения в моем докладе.
Дневная хлебная порция будет впредь уменьшена с 700 граммов до 500 граммов – с целью предохранения пищеварительных органов от излишнего обременения. Известно, что крахмал, заключающийся в большом количестве в черном хлебе, легко приходит в состояние кислого брожения, вызывающего нередко катар кишок и расстройство желудка. Помимо этой хлебной порции, назначаемой на весь день, к завтраку на каждого человека будет отпускаться по 10 грамм кофе и децилитру снятого молока. Из этого должна быть приготовлена порция кофе в размере одной четверти литра. Мы думаем, что при таком составе вредное горячительное действие кофе будет в достаточной степени устранено (на левой – смех). Вечером на каждого взрослого человека будет отпускаться по три четверти литра супу и притом по очереди: мучной, овсяный, рисовый, хлебный и картофельный супы; иногда суп будет заменен одной четвертью литра снятого молока. В каждый из трех больших политических праздников – в дни рождения Бебеля, Лассаля и Либкнехта – за обедом будет отпускаться по 250 грамм мяса и по пол-литра пива на человека.
Я забыл сообщить еще, что раз в неделю к обеду кроме установленных по штату 50 грамм мяса или сала, или же вечером – будет подаваться селедка.
Речь пока идет о предложениях, которые еще требуют нашего одобрения. Но, сводя таким образом народное питание к простым и естественным принципам, мы достигнем возможности сбывать за границу все более дорогие и ценные пищевые напитки и продукты, которые мы производили до сих пор, например: нежные овощи, дичь, домашнюю птицу, редкие сорта рыб, ветчину, вина и т.д., если только это производство будет продолжать существовать и впредь. Мы надеемся через это получить возможность рассчитаться за съестные припасы, необходимые для осуществления только что изложенного продовольственного плана, в особенности – за хлеб и кофе.
Что касается денежных свидетельств, то вы сами поймете, что с расширением поставки натурою должно быть связано соответственное ограничение ценности купонов, заменяющих деньги. Мы предполагаем также перейти со временем к доставке натурою как топлива, так и осветительных материалов для каждой квартиры. К тому же отныне и центральные прачечные будут стирать белье безвозмездно, – конечно, в известных, строго определенных пределах.
Мы думам, что при таких условиях мы не подвергнемся нареканию, если назначим каждому взрослому на экстренные кушанья, напитки, табак, мыло, мелочи, предметы, относящиеся к туалету, путешествия, удовольствия, словом сказать, – на все, чего еще пожелает душа, по 1 марке на каждые 10 дней (на левой – смех). Израсходование этой марки не будет подлежать ни малейшему ограничению или контролю со стороны общества.
Вы можете усмотреть из этого, что мы далеки от желания стеснять свободу индивидуального усмотрения и оставляем ему простор в законных рамках».
Депутат партии свободы обращается к государственному канцлеру с вопросом, какие меры предполагается принять для борьбы с леностью при исполнении работ по введении двенадцатичасового рабочего дня и как правительство смотрит на вопрос о приросте населения?
Государственный канцлер: «Ввиду увеличения рабочего дня, быть может, по преступлениям, относящимся к нарушению рабочей повинности, систему наказаний придется дополнить введением лишения постели и заключения в темной комнате, а для рецидивистов – восстановлением телесных наказаний» (громкие крики неодобрения с трибун).
Президент угрожает немедленным очищением трибун от публики, если, невзирая на его предупреждения, манифестации повторятся.
Государственный канцлер (продолжает): Я прошу не истолковывать моих слов в превратном смысле. Мы посоветуем относительно телесных наказаний не выходить за пределы 30 ударов. Цель, нами преследуемая, заключается только в том, чтобы таким образом и физически заставить упорствующих проникнуться социал-демократическим сознанием долга при отбывании рабочей повинности.
Что касается до урегулирования увеличения населения, то мы в принципе разделяем взгляд Бебеля, что государство наше смотрит на каждого ребенка как на желанный прирост социал-демократии (на правой – одобрение). Но, конечно, и здесь должна быть граница, и мы не можем допустить, чтобы слишком большой прирост народонаселения вызвал возможность нарушения равновесия в народном хозяйстве, когда оно будет восстановлено только что изложенными мерами. Но весьма возможно, что, как мы надеемся подробно разъяснить это вам в бюджетной комиссии, урегулировать численность населения удастся в значительной степени режимом питания, согласно указаниям, сделанным уже раньше Бебелем и заслуживающим нашей благодарности. Ибо социал-демократия есть не что иное, как сказано хорошо и метко Бебелем, как сознательное и разумное применение науки ко всем отраслям человеческой деятельности» (на правой – громкие крики одобрения).
Президент: «Ввиду того, что к государственному канцлеру больше не обращаются с вопросами, мы можем теперь приступить к прениям. Я разрешу говорить по очереди обеим большим партиям – «правой» и «левой», начиная при этом с левой».
Слово дано депутату м. Гагена.
Депутат м. Гагена: «У меня нет ни малейшего желания обращаться к государственному канцлеру с вопросами о частностях его программы, ибо того, что мы видим уже теперь на практике по части плодов так называемого социал-демократического порядка, и того, что мы можем, согласно сообщениям уважаемого господина канцлера, ожидать еще в ближайшем будущем, уже более чем достаточно, чтобы исполнить душу отвращением и омерзением к тому положению дел, которое создала нам социал-демократия в Германии. (На правой – сильное волнение, на левой – громкое одобрение). Надо признаться, что ужасная действительность даже еще превзошла то, что предсказал один из прежних депутатов моего избирательного округа как следствие осуществления социал-демократической программы (на правой возгласы: «разоблачитель лжеучений!» «Враг социал-демократов!»). Я вижу, господа, что депутаты правой все еще не могут примириться с статьей покойного депутата Евгения Рихтера «О лжеучениях социал-демократии».
Если бы они были способны тогда, отказавшись от своей ереси, возвыситься до ясных понятий о связи, существующей между экономическими факторами! Годовой дефицит в 12 миллиардов, угрожающий нам теперь, означает, банкротство социал-демократии (на правой – сильный шум). Вы, господин канцлер, только скрываете фактическую сторону дела, стараясь свалить миллиардный дефицит прежде всего на врагов социал-демократии. Германия действительно переполнена теперь солдатами и полицейскими в такой степени, в какой мы прежде этого не знали. Но если социал-демократия подчиняет государству все жизненные условия, как внутренние, так и внешние, то вы должны также мириться с необходимыми для достижения этой цели представителями исполнительной власти. Правда, наша внешняя торговля упала, но что же виновато в этом, если не преобразование производства и потребления в соседних социал-демократических государствах?
Но всего этого далеко не достаточно, чтобы выяснить вопрос о миллиардном дефиците. Государственный канцлер ставит дефицит отчасти в зависимость от сокращения рабочего дня. Но рабочее время не достигало до переворота средним числом полных 10 часов и постепенно сократилось бы в спокойные мирные времена само собой, без ущерба для производства. Причиной падения производства является не столько рабочее время, сколько плохое качество работы, словом сказать виновница зла – глубоко вкоренившаяся всюду лень («ого!» – на правой). На работу теперь стали смотреть так же, как смотрели на нее в минувшие столетия, – она считается барщиной, рабским трудом.
Равное вознаграждение за неравный труд, отсутствие надежды на то, чтобы трудолюбием и знанием дела улучшить условия жизни – все это действует подавляющим образом на охоту к труду и на рабочую силу.
Работа утратила свою прежнюю производительность еще и потому, что вместе с частным предпринимателем исчез и тот заботливый руководитель, который препятствовал расхищению материала и расточению сил и старался приноровить производство к требованиям спроса. Ваши директора теперь лично не заинтересованы в деле, и у них нет стимула, который прежде вызывал и там, где существовало казенное производство, конкуренцию с частными производителями. Миллиардный дефицит служит вам теперь доказательством, что предприниматель не был эксплуататором и лишним трутнем, и что даже усидчивый труд, когда он применяется нецелесообразно, может обратиться в расточение материала и сил. Наконец, крупное производство в том виде, в каком вы шаблонно ввели его всюду, даже там, где ему совсем не место, действует в ущерб увеличению производства.
К чему же вы пришли? Стремясь сгладить дурные стороны социал-демократической системы производства, вы пришли к ограничению личной и экономической свободы, обратили Германию в один большой смирительный дом (оглушительный шум на правой стороне; левая и трибуны выражают одобрение; президент угрожает немедленным очищением трибун от публики, если манифестации не прекратятся тотчас же).
Общая рабочая повинность, равное для всех рабочее время, принудительное распределение родов работы – все это было нам знакомо прежде только по исправительным заведениям, но даже там трудолюбивым и знавшим свое дело рабочим полагался несколько больший заработок, чем другим.
Каждому теперь назначена квартира, точно арестантская камера или каземат. Казенный инвентарь, который теперь намерены ввести, еще усилит это сходство. Семейства разорены. Если бы вы не опасались, что социал-демократия вымрет, вы бы окончательно разлучили супругов, как это делается в тюрьмах.
Как к работе, так и к еде каждый обязан приступить в этом социал-демократическом обществе в определенный час дня. Я имел право воскликнуть «Плётцензее!», когда господин канцлер описывал свое меню. Для полного сходства с смирительным домом нам теперь предлагают ввести еще одинаковую для всех одежду. Надзирателей ведь мы уже имеем в лице контролеров, а также и часовых, которые препятствуют бежать за границу всем, кто осужден быть членом социал-демократии. В наших смирительных домах существует лишь десятичасовой, а не двенадцатичасовой рабочий день. Телесные наказания, которые вы теперь принуждены ввести для установления этого двенадцатичасового нормального рабочего дня, в свое время считались ненужными даже в смирительных домах. В смирительном доме можно было, по крайней мере, надеется на помилование, которое могло открыть путь к свободе даже арестанту, осужденному на пожизненное заключение. Ваш же смирительный дом поглощает человека на всю жизнь – из него нет иного выхода, кроме самоубийства (движение).
Вы еще живете как образовательным, так и экономическими капиталами, унаследованными вами от прежнего. Но вы теперь не в состоянии сберечь хоть что-нибудь для новых хозяйственных учреждений, на улучшения, дороги, здания и т.д. Напротив, вы даете погибнуть тому, что уже существует. У вас не хватает средств потому, что вы уничтожили вместе с доходом предпринимателя и право на проценты, служившие прежде частным лицам стимулом для постоянного образования новых капиталов.
Всякий успех на экономическом и научном поприщах прекратились с уничтожением свободной конкуренции.
Прежде проницательность и изобретательность отдельных лиц вызывалась личным интересом, но соревнование многих, стремившихся к достижению одной цели, делало плод их усилий общим достоянием.
Все предложения государственного канцлера так же мало способны покрыть двенадцатимиллиардный дефицит, как подобная же организация производства и потребления в свое время была бессильна покрыть всего одну треть текущих расходов в смирительных домах. Вскоре вы будете стоять опять, невзирая на программу государственного канцлера, лицом к лицу с новым и даже более значительным дефицитом. Поэтому не радуйтесь приросту социал-демократии. Напротив, подумайте о том, как бы вам достигнуть уменьшения народонаселения. Опираясь на ваш общественный строй, Германия может прокормить лишь жидкое и скудное население даже при том жалком содержании, которое по необходимости обещает нам впредь государственный канцлер. То же относится и к соседним социал-демократическим государствам. Железный закон самосохранения, поэтому, заставит социал-демократию, как нашу, так и иностранную, прибегнуть к взаимному уничтожению друг друга, пока не будет истреблен тот избыток людей, который может существовать в Европе только при культурной жизни, уничтоженной вами вместе с прежним общественным строем.
Насколько мне известно, до сих пор надежды Бебеля на обращение пустыни Сахары при помощи ирригации в цветущую страну и заселение ее избытком социал-демократии не имеют ни малейших шансов на осуществление. Не верится мне также, чтобы желание поселиться в северной Норвегии или в Сибири, как это некогда имелось в виду Бебелем для социал-демократического избытка населения, было очень сильно распространено среди ваших товарищей (на левой – смех).
Не знаю, возможно ли еще для нашего народа остановиться на том пути, по которому он теперь идет к гибели. Многие миллиарды всяких ценностей уже поглощены переворотом. Новыми миллиардами пришлось бы еще пожертвовать, чтобы устранить теперешнее расстройство народного хозяйства.
Между тем, в то время, как нас в старой Европе течением уносит, благодаря вашим стараниям, в пропасть, по ту сторону океана расцветает богатое, могущественное общество, которое зиждется на частной собственности и на свободной конкуренции, и граждане которого никогда не увлекались серьезно лжеучениями социал-демократии.
Каждый день, которым мы не воспользуемся для освобождения нашего отечества от этого зловредного заблуждения, приближает нас к пропасти. Поэтому, долой социал-демократическое государство, обратившееся в смирительный дом! Да здравствует свобода!» (на левой – бурные крики одобрения, то же с трибун; на правой – свистки и шум).
Президент призывает оратора к порядку по поводу последних слов его речи и приказывает очистить трибуны от публики.
Вследствие очищения трибун от публики, удавшегося не без затруднений, и я был принужден покинуть свое место и, поэтому, не могу сообщить о дальнейшем ходе заседания. Но, как известно, правительство располагает рабски преданным ему большинством, так что не может подлежать сомнению, что проект государственного канцлера будет принят. Даже раздражение супруги государственного канцлера, вызванное предложением мужа о регулировании вопроса об одежде, ничего не может изменить в этом деле.
Новая программа, внесенная государственным канцлером в рейхстаг, для покрытия миллиардного дефицита, принята была всем Берлином с насмешками и издевательством. Каковы будут последствия, этого, конечно, никто не может предвидеть. Среди рабочих металлических заводов, в особенности машиностроительных, уже давно заметно брожение. Они хвастают, что были главарями во время великого переворота, и уверяют теперь, что их подло надули, не исполнив данных им раньше социал-демократических обещаний. И действительно, до великого переворота им постоянно сулили «весь доход от их труда». Не раз и очень ясно это было пропечатано в Vorwärts, говорят они. Теперь же им платят такое же жалованье, что и всем остальным рабочим.
Они уверяют, что если бы между ними делили всю ценность сделанных в их мастерских машин и других фабрикатов за вычетом сырого материала и вспомогательных средств, то на их долю пришлось бы много раз больше, чем теперь.
Напрасно старался Vorwärts убедить их, что такой их взгляд – плод недоразумения. Социал-демократия, по мнению Vorwärts, не обещала рабочим каждой профессии в отдельности полного дохода с их специальной работы, а всем рабочим в совокупности – полный доход с труда всего народа. Все, что производится в мастерских металлических заводов, ведь не есть продукт только одних человеческих рук, но и дорогих машин и инструментов, без которых нельзя обойтись. Производство требует больших зданий и оборотных капиталов. Все это ведь создано не рабочими, работающими в настоящее время в мастерских. За то, что общество поставляет капитал, как основной, так и оборотный, оно должно, по справедливости, получать из всего дохода работы то, что в общем остается от него после выдачи всем одинакового для всех заработка.
Но рабочие чугунолитейных заводов не хотят понять этого. Они того мнения, что если государство или общество поглощает теперь те дивиденды, которые причитались прежде акционерам на их капиталы, то это для них решительно одно и то же. Ради такого результата не стоило затевать великой революции.
С появления на горизонте двенадцатичасового рабочего дня рабочие металлических заводов озлобились еще больше. Возиться ежедневно часов с огнем и металлами ведь совсем не то, что двенадцать часов сидеть в лавке и поджидать покупателей или нянчить детей.
Словом сказать, они требуют «всего дохода с труда» в том смысле, как они понимают эти слова, и это – при максимальном десятичасовом дне.
По ночам уже были большие сборища рабочих металлических заводов на Девичьем поле; они обсуждали, как провести свои требования насильственным путем. Говорят о предстоящей забастовке 40'000 человек рабочих берлинских металлических и машиностроительных заводов.
31. Угрожающие ноты иностранных держав
В России и во Франции социал-демократические правительства тоже не знают, как совладать с внутренними затруднениями. Поэтому они стараются отвлечь неудовольствие населения с внутренних неурядиц и направить его на внешние дела. Тройственный союз был расторгнут социал-демократическими правительствами; теперь Италия угрожает Австро-Венгрии в Истрии и итальянской части Тироля. России и Франции это кажется благоприятным моментом для похода против Германии. Обе державы прислали нашему министерству иностранных дел ноты одинакового содержания, в которых предъявляется требование, чтобы Германия в 10-дневный срок уплатила все, что она задолжала за забранные ею товары.
Но какое дело Франции до этого? Ведь мы ей собственно говоря должны лишь за несколько миллионов бутылок шампанского, выпитых нами на радость сейчас же после великого переворота, еще до урегулирования государством нашего потребления. Но Россия коварно уступила Франции часть своих претензий к Германии, чтобы создать таким образом причину для совместного воздействия на нее. Наши долги России теперь, действительно, возросли до миллиарда с лишком, хотя мы получали от нее только то же количество хлеба, леса, льну, пеньки и проч., как и прежде, так как мы никак не можем обойтись без всего этого в нашем народном хозяйстве.
Фабричные произведения, которые мы прежде доставляли России и Франции взамен их продуктов, не принимались там за последнее время под предлогом, что они дурного качества и не отвечают требуемым ценам. В прежние времена русским, в счет уплаты за товары, отдали бы просто их ценные бумаги или купоны с них, которых тогда было в Германии более, чем достаточно. Теперь у нас, за неимением ценных бумаг и благородных металлов, нет подобных средств обмена.
Наши добрые соседи отлично знают это и потому дали нам почувствовать в своих нотах, что они, на случай задержки в платежах с нашей стороны будут принуждены занять, в качестве залога, часть Познани и Восточной Пруссии, а также – Эльзас-Лотарингию. Обе державы заявляют свою готовность вступить в переговоры по вопросу о погашении долга, если Германия изъявит согласие на окончательное отчуждение упомянутых частей своей территории. Разве это не неслыханно-оскорбительное нахальство?
В Германии нет недостатка в обученном войске, оружии, порохе и свинце. Все это осталось в большом количестве после прежнего правительства. Но на беду не хватает, вследствие упадка производства железнодорожных запасов, угля для военных транспортов, а в крепостях и полевых интендантствах жалуются на недостаток мяса, муки и овса для продовольствия войск.
Тем временем французы заняли великое герцогство Люксембургское. Последнее, так сказать, осталось между небом и землею после уничтожения таможенного союза. Неудовольствием, возникшим по поводу прекращения прежних торговых сношений с Германией, воспользовалась одна из партий страны и призвала французов. Разумеется, французы не замедлили явиться cо стороны Лонгви. Французская кавалерия уже показалась на границе Люксембурга и Германии близ Трира.
32. Массовые забастовки и объявление войны
Все рабочие чугунно-литейных заводов в Берлине и его окрестностях забастовали сегодня утром, после того как их требование о предоставлении им «полного дохода с их труда» было отклонено. Правительство немедленно же приказало лишить их всех обеда и ужина. Во всех государственных столовых служащие получили приказ не принимать денежных свидетельств от рабочих металлических заводов. То же относится и ко всем трактирным заведениям и лавкам, в которых рабочим полагается забирать съестные припасы. Помещения эти охраняются сильными отрядами полицейских. Таким образом надеются голодовкой усмирить в скором времени забастовщиков, так как крох и остатков, которые могут уделить им их жены и друзья, хватит не надолго.
К тому же еще с сегодняшнего утра уменьшили хлебную порцию всего населения, а мясную – совсем отменили. Надеются таким путем прокормить хоть временно пограничные области. Между тем уже началась так называемая «конфискация Германии». Французская кавалерия проникла в Германию, перейдя через границу со стороны Люксембурга, переправилась через реку Мозель и прервала железнодорожное сообщение между Триром и Диденхофом. Другие французские войска проникли в Лотарингию и, опираясь на Лоньи, Конфлан, Нанси и Люневиль намереваются осадить Мец и Диденхоф, а также – двинуться по направлению к Мёрхингену. Обе крепости, говорят, снабжены провиантом не более как на неделю. То же относится и к Кенигсбергу, Торну и Грауденцу, к которым подступили русские колонны с той же целью занятия части германской территории. По видимому, план неприятеля заключается в одновременном нападении на восточную и южную части Восточной Пруссии, чтобы не слишком растягивать боевую линию и попутно препятствовать снабжению немецкой армии лошадьми из Восточной Пруссии. Запасные войска и ополчение спешит к границе. Но, к несчастью, оказывается, что для них не хватит обмундирования и обуви. Большие партии сапог и нижнего белья были употреблены после переворота, вследствие застоя в производстве, на удовлетворение нужд гражданского населения страны.
Но я больше не в состоянии продолжать свои записки с такой же подробностью, как до сих пор: с завтрашнего дня входит в силу постановление о 12-часовом рабочем дне. Поэтому я хочу закончить эту тетрадь и послать все написанное мной Францу и Агнессе в Нью-Йорк. Пусть они сохранят ее на па память обо мне и об этих бурных временах как для себя, так и для своих детей и внуков. На меня теперь смотрят как на лицо в политическом отношении до того неблагонадежное, что я не гарантирован от обыска у себя на квартире и конфискации моих бумаг.
Забастовавшие рабочие металлических заводов не хотят голодать. Я посетил сегодня своего тестя в замке Бельвю; он находится богадельне, устроенной в большом дворце. Там я и узнал, что рабочие чугунно-литейных заводов, собравшиеся на большой фабрике Борзинга, хотят разгромить хлебный магазин, находящийся против Бельвю, на другом берегу реки Шпрее, между нею и полотном железной дороги. Но все ворота, ведущие к площади, на которой находятся большие продовольственные склады, заперты. Рабочие пытаются перелезть через высокие, окружающие площадь стены. Но тут полицейская стража, поставленная во дворе, начинает стрелять по ним, и взобравшиеся на стену платятся жизнью за свою смелость.
Тогда рабочие взбираются на железнодорожную насыпь, с которой видна внутренность площади с находящимися на ней продовольственными магазинами, упирающимися с одной стороны в реку Шпрее, а с другой – в железнодорожную насыпь. Они разбирают рельсы и перерезывают телеграфные проволоки, но и на этот раз на месте остаются убитые и раненые, вследствие стрельбы, открытой по ним полицейскими из окон и лавок провиантских складов.
Тогда рабочие занимают верхние этажи находящихся за железнодорожной насыпью домов по Люнебургской улице. Из окон этих домов с одной стороны и провиантских складов – с другой завязывается сильная ружейная перестрелка. Гарнизон складов, хотя и невелик численно, но снабжен лучшим оружием и боевыми припасами в большом количестве.
Другие толпы рабочих, между тем, пытаются пробить брешь в стенах, окружающих склады, со стороны Гельголандской набережной. Но через дворцовый сад Бельвю незаметно подоспело подкрепление полицейской стражи, которая, двигаясь скорым шагом, заняла мост для пешеходов, находящийся под прикрытием железнодорожного моста; оттуда она открывает убийственный огонь по невооруженной толпе, теснящейся на Гельголандской набережной. Толпа разбегается с страшными угрозами мести, и опять на месте остаются груды убитых и раненых. Вдруг разносится слух, что вызвана полицейская артиллерия, чтобы обстреливать с противоположного берега Шпрее Люнебургскую улицу.
Я покидаю кровавое поле сражения, чтобы окольным путем – через Тирггартен – возвратиться в Берлин, в свой околоток. Люди, сильно встревоженные, всюду стоят группами. В нашей части еще не было насильственных столкновений, но говорят, что рабочим, громившим хлебные магазины в Темпельхофе и на Кёпеникштрассе, повезло больше, чем бельвюцам. Слышно также, что в разных местах в их руки попали большие партии ружей и боевые припасы. Нет возможности добиться достоверных известий, но носится слух, что восстание на правом берегу Шпрее все разрастается.
Полицейская стража была увеличена за последнее время до 30'000 тыс. человек. Она составлена из фанатичных социал-демократов, собранных со всех концов страны, и усилена многочисленной кавалерией, а также артиллерией. Но что могут сделать разбросанные по всему Берлину отряды, если восстанет действительно все двухмиллионное население с одного конца города до другого?
Бездымный порох дает возможность удобно стрелять по людям из засады. Теперешнее оружие отлично приспособлено для стрельбы под прикрытием домов.
Через нашу часть беспрерывно спешат отряды полицейских, пешие – бегом, конные – рысью, по направлению к Липам. Вооруженные силы, очевидно, стягиваются ко дворцу и под Липами.
Чем все это кончится?
Я застал дедушку в довольно апатичном состоянии. Его умственные способности угасают с неимоверной быстротой, так как он лишен семьи и круга людей, который мог бы действовать на него оживляющим образом. Он по несколько раз рассказывал мне одно и то же, неоднократно задавал вопросы, на которые уже получен ответ, и даже путал членов и разные поколения нашей семьи. Печальная старость!
Сегодня злополучнейший день моей жизни! Я был у своей жены – она не узнала меня и начала заговариваться. Ее душевная болезнь – последствие Аниной смерти и всех волнений и потрясений последних месяцев – оказалась, как мне сообщил врач, неизлечимой. Она страдает галлюцинациями: ей кажется, что ее преследует дьявол; ее хотят перевести еще сегодня за город в заведение для неизлечимых больных.
В течение 25 лет мы делили радость и горе и жили душа в душу. Видеть перед собой свою долголетнюю сожительницу, милое, старое лицо, правдивые глаза и знать, что она сумасшедшая, как бы чужая мне – это ужаснее разлуки, наступающей со смертью!
Волнения на улицах всюду принимают все более бурный характер. Но что мне за дело до этого, когда у меня на душе такое горе? В Восточной Пруссии и в Эльзас-Лотарингии произошли неудачные для нас сражения. Войска наши, дурно одетые и голодные, не могли, после утомительных переходов, долго сопротивляться неприятелю, невзирая на всю их храбрость. В Берлине восстание все разрастается – оно уже охватило теперь весь правый берег Шпрее, а по эту сторону – части города и предместья, лежащие за Ландвер-каналом. Восставшие постоянно получают подкрепления из провинции. Говорят, что часть войска перешла на их сторону.
Таким образом, революция тотчас же вышла из рамок рабочего восстания и его специальных требований. Цель ее теперь – устранение социал-демократического правления. И я не могу не проклинать себя за то, что я в течение стольких лет содействовал осуществлению переживаемого нами вот уже целый месяц положения дел; я поступал так, потому что надеялся этим путем создать для своих детей и внуков счастливое будущее. Я заблуждался, но не мог поступить иначе. Простят ли мне когда-нибудь мои сыновья, что я старался вызвать события, последствия которых лишили их матери и сестры и разрушили наше семейное счастье?
Я должен видеть Эрнеста во что бы то ни стало; я хочу предупредить его, чтобы он не выходил на улицу: молодые люди в такие тревожные дни слишком легко поддаются этому соблазну. Времени для посещения института у меня теперь днем – вволю. Как политически неблагонадежного меня уволили от должности контролера и перевели на место рабочего; моя обязанность – мести по ночам улицы. Только бы эта работа не была связана с кровопролитием.
Дорогой брат! Мужайся и соберись с силами. Мне приходится сообщить тебе горестные вещи. Нашего доброго отца уже нет больше в живых. И он также сделался невинной жертвой большого восстания, которым вот вот уже несколько дней объят Берлин.
Отец намеревался навестить меня в институте, чтобы предупредить мое участие в уличных манифестациях. Неподалеку от нашего заведения незадолго до прихода отца была стычка толпы с полицейской стражей, чего он, очевидно, не знал. Часть городовых укрылась в нашем заведении. Противники устроили засаду. Должно быть, один из них принял отца за делегата от правительства. Он был ранен выстрелом, направленным на него их чердачного люка одного из соседних домов, и умер на улице через несколько минут. Ужасен был момент, когда убитого внесли к нам в сени и я узнал отца!
Он сделался жертвой своей отцовской заботливости. Он стал социал-демократом ради будущности своих детей, но затем он сознал свое заблуждение. О печальном состоянии, в котором находится наша мать, и о дедушке, отец еще сам написал тебе. В моем остром горе и в моем полном одиночестве мысль о тебе, дорогой мой брат, мое единственное утешение и моя надежда. Когда это письмо дойдет до тебя, я уже успею оставить границу Германии далеко за собой. Говорят, что со стороны Голландии она не охраняется. Там мне представится возможность воспользоваться присланным мне тобою чеком.
Здесь все пошло вверх дном. На границах мы терпим кровавые поражения. Внутри страны – анархия и полное разложение. Как все это случилось, ты узнаешь из записок отца, которые я привезу тебе; он довел их до самого дня своей кончины.
Целую тебя и Агнесу.
Глубоко огорченный, тоскующий и одинокий,
брат твой Эрнест.
| в начало публикациии | содержание номера | другие номера «Частного взгляда» |