"От четверга до четверга" за 6 апреля 2000 г.
Анонс номера
Сегодня в Ортеге перерыв, читайте пока первую часть. Особенно порекомендую 8-ю главу. Политикам напомню, что их ждет суровый остракизм, если не выучат эту главу наизусть.
Сегодня – очередной реферат статьи из журнала, к которому хотелось бы приставить идиотское определение "культовый" (отмечу дурную паскалевскую рекурсивность этого слова, которое само стало культовым) – "Вопросы истории".
Но журнал – просто отличный, не культовый пока еще. Хотя он и раскритикован строгим Львиным, но я давно ничего такого качества не видел. Не буду сопоставлять его с отечественными экономическими журналами, ввиду их, этих журналов, очевидной на его фоне беспомощности.
Кроме того, вашему вниманию предлагается аннотации статей последнего (свежим его назвать трудно, так как вышел он в январе и номинально представляет собой осенний номер за прошлый год) номера научного журнала Института Людвига фон Мизеса.
Вернуться наверхОбъявление о Заграничном Журнале с отступлениями о влиянии свободы на скорость почтовых сообщений и внешний вид городов наших, оно же – предуведомление.
Сегодня для пробы выставляю краткие
аннотации статей из одного Журнала, который попечением друзей стал мне приходить.На той неделе пришел его осенний номер за прошлый, 1999-й год.
С помощью увеличительного стекла мой сын установил, что журнал попал в систему американской (федеральной государственной) почты 18 января 2000 года. С другой стороны конверта невооруженным глазом видно, что Почта России (тоже федеральное государственное агентство) оприходовала его 30 марта.
Интернет, это конечно, прекрасно, и геном человека, и суперкомпьютеры, не говоря уже о мирном атоме и международном космосе.
Но, братцы, имейте совесть, надо же и почту разносить. Раз уж у вас государственная монополия.
Здесь – оба слова под ударением. Государственная. Монополия.
Конечно, частные почтовые службы укоротят сроки доставки в десятки раз. Неограниченная конкуренция на этом рынке заставит рано или поздно (подозреваю, что скорее рано) опустить ю-пи-эсовские и ди-эйч-эловские цены с безумных до разумных. Доказательство этого факта основывается на логических умозаключениях, известность и очевидность которых странным образом не уменьшает количества скептиков и антагонистов свободного конкурентного рынка.
Этим последним могу лишь посоветовать провести эксперимент по эмпирической проверке упомянутых логических построений.
Делается это так.
Нужно купить билет и сесть в самолет. Лучше всего это делать в стране, где либерализован рынок авиаперевозок, например, в Штатах. Там скептик убедится, что самолет набит под завязку. Под завязку он набит потому, что в самолете почти нет пассажиров, купивших билет по одной и той же цене (как нет и такой "одной и той же" цены). Это прямое следствие конкуренции компаний и отмены ограничений на цены билетов. Ставь хоть миллион долларов, хоть двадцать пять центов.
Какой ужас, воскликнут авторы и читатели учебников по экономике, ведь одно и то же благо – да по разной цене; тут-то их австрийцы и уличат в невежестве – благо вовсе не "одно и то же", стало быть и цену платит – каждый свою, потому-то и улетает полный самолет, что предельная – вниз – цена дает возможность сесть предельному пассажиру).
Итак, сел наш скептик в самолет. Пусть он летит, стало быть, до Нью-Йорка. Почему до Нью-Йорка? Потому, что в Нью-Йорке образованный скептик получит по полной вожделенной эмпирии. "Образованный" говорю с раскаянием, так образован он, в том числе, посредством чтения несчастным образом переведенной мной и изданной при моем участии книги – учебника по экономике. Среди авторов этого учебника превративший себя из среднего, но плодовитого ученого в высокопоставленного остолопа Стенли Фишер. Образованный, повторяю, скептик откроет для себя удивительный факт: самые дешевые офисы, гамбургеры и цифровые фотоаппараты и телекамеры он найдет... на Манхэттене.
Много лет подряд я почти каждый день проезжаю или прохожу, словом, бываю на одной и той же улице Москвы, довольно оживленной. Не самая оживленная, но все же. И вот там, рядом с перекрестком, где подземный переход, шесть лет (!!!) пугает проезжающих заклеенными витринами бывший советский гастроном.
В комсомольско-реформаторскую эпоху он был быстро отремонтирован и превращен в супермаркет. Сияли полки, девушки бесконечно что-то протирали, а между ними ходили дети гор, гортанно переговариваясь и гордо поглядывая на покупателей. У дверей с нечеловеческой, какой-то хрустящей скукой маялись, принимая скульптурные позы, охранники.
Исчезли эти сады Семирамиды так же быстро, как появились. Да и как не исчезнуть, если кока-кола у тебя в два раза дороже, чем у соседних магазинов – улица, повторяю, торговая, полная движения, людей, машин и магазинов. Произошло это задолго, кстати, до премьера Кириенко (прихотью Ельцина несколько месяцев был у нас такой премьер-министр, с симпатичными ямочками на щеках, время прошло и как-то кроме ямочек и вспомнить нечего) и задолго до последовавшего вскоре отрезвляющего удара кризиса.
И вот, после того, как они исчезли, прошло шесть лет. Вывеска "сдается" истлевает (а летом выцветает), примерно, за три месяца. Ее меняют, вешают новую. Иногда несколько месяцев ее нет, потом появляется опять. Иногда поверх появляется другая, "ремонт", но потом, раздумав, исчезает. Шесть лет.
Попытка объяснить дело запутанностью отношений собственности и аренды не проходит. За шесть лет при желании все проблемы решаются. Связанные с этим издержки в нашей стране давно храбрых бизнесменов не пугают – намолотили друг друга за 6 лет столько, что на средний город хватит – чисто бизнесменский.
Нет, стоит строение. Не сдается.
Шесть лет.
Такой вот рынок. Гримасы капитализма.
Австрийская школа утверждает (не она одна только, но только она (а) утверждала это с самого своего рождения и (б) объяснила механизм), что такое может существовать только в случае ограничения свободы обменов, сделок, шире – человеческой деятельности. При капитализме (он же – рыночная экономика, он же – расширенный или дальний порядок, он же – свободное общество) владелец этого актива, расположившегося в центре 10-миллионного города и четыре года не приносящего ни гроша, должен нести такие потери, что возникает вопрос: какие же должны быть доходы, чтобы это дело вот так вот простаивало? Кроме того, даже если у него такая прихоть – своей собственностью не заниматься самому, немедленно попадет он в девелоперские, а то и ассет-менеджерские объятия. Там ему – собственнику – объяснят тесную связь между его подписью под договором и приближением каких-нибудь его мечт или намерений, ибо не бывает в ситуации свободы людей без мечт и намерений, причем совершенно не обязательно шкурных.
Если он альтруист-активист, на переговорах ему оценят эффект от сдачи или продажи этой собственности в контейнерах одноразовых шприцов, лекарств и гуманитарного сухого молока. Если меценат – в гастролях и звездах, привезенных в провинцию. Религиозный человек – в отремонтированных храмах. Если ученым окажется этот гипотетический владелец – в приборах, или суперкомпьютерах, или месяцах экспедиций, или в годах блуждания по архивам. Если бизнесмен – "впрочем нет, такого я вообразить не в силах", как поется в одной моей любимой песне.
Так как же возможно, чтобы шесть лет этак вот – бесхозяйственно? Что никто – ничего – никому? Подумайте на досуге.
Рядом с ответом на этот вопрос валяется и разгадка, почему при социализме драное да заколоченное встречается в таких количествах.
Могущественным, но безалаберным владельцем такого масштаба может быть только государство.
Имея монополию на законное (конечное, в последней инстанции) насилие, только оно способно за счет налоговых и иных принудительных изъятий у одних лиц оплачивать бездарную бесхозяйственность других настолько долго, что вырастают поколения, убежденные в том, что так и должно быть. Что это здание всегда было грязным, что этим витринам самой природой надлежит быть заколоченными.
Им кажется, что чем больше государства, тем больше возможностей – ведь чем больше государства, тем больше налогов. Но – парадокс – чем больше государства, тем меньше налогов. Ведь с каждым годом все меньше желающих заниматься поставкой другим товаров и оказанием услуг за деньги, да еще и объявлять об этом. Вот, мол, оказываю, приходите, берите положенные проценты со всего что превышает 100 долларов в месяц.
С другой стороны, чем больше государство, тем больше претендентов на финансирование фантазий или поддержание сложившегося у производителя мнения о своей продукции. Спасительная иллюзия: это же из общего котла. И не хватает ума и смелости признать, что проедая бюджетное, он убивает все, что иначе, не будь налогового изъятия, выросло бы, причем именно там, где спрос и именно по тем ценам, по которым купят. Тогда остается последнее средство: объявить свою деятельность сверхценной ("скоростные магистрали нужны народу, хлеб нужен народу, кино нужно народу, авиация нужна народу, блочное домостроение нужно народу, пьяный домовой техник нужен народу, ковер в министерском кабинете и хрустать в депутатском нужен народу, и т.д...."). А отсюда уже один шажок до перехода к прямым, неналоговым формам перераспределения.
Но пока мы остаемся в мире, где есть деньги и налоги. Итак, государство растет. Поступления падают. Поступлений меньше, а претендентов больше.
В итоге – чем больше государства, тем больше таких вот удивительных (но при социализме никого не удивляющих) мертвых объектов мы видим вокруг. Отсюда, кстати, и социалистическая культура закрытых зон иного качества, за зеленым забором. Чтоб с асфальтовыми дорожками без ям, и с корпусами без разбитых стекол и оторванных дверных ручек. А вокруг этого зеленозаборного парадиза – наш знакомый социалистический мертвый пейзаж.
Количеством мертвых объектов можно мерить интенсивность социализма. Ульяновск, скажем, мертвее Самары. Есть однако, феномены, заставляющие задуматься о соотношении риторики и реальности. Помнится, живость и ладность правой Самары и левого Воронежа показались мне находящимися примерно на одном уровне. Хотя, сейчас, это может все поменялось – я там последний раз был лет пять назад.
Итак, ограничение рынка. Вернулись к почте.
Почему письмо идет два с половиной месяца? Растоможка не ответ, так как
ди-эйч-эл или там ю-пи-эс доставляет за три дня, ну за четыре. Стало быть, потому, что государство возит. Но тот же ю-пи-эс нам возразит – не только.Начинаем выходить на правильный вопрос. Почему частников мало, ведь, судя по их частниковским тарифам бизнес сверхприбыльный?
Подозреваю, что почтовые дела лицензируются почище газо-электрических, а рынок квотируется не хуже прочих.
Кроме того, бдительное антимонопольное око следит, чтобы к рынку были допущены строго проверенные монополии, числом поменее ценою подороже. А то, как объяснял много лет назад один областной антимонопольщик, если всем разрешить свободно производить, то будет этих монополий не меньше, а больше, а мы с монополиями боремся... Простодушный! Не ведал, до чего он близок к австрийским выводам. Подробности – в упомянутом выше журнале, а кто может – идите на
www.mises.org, листайте подшивки. Там к тому же постоянные авторы этого журнала, члены редколлегии и редакционного совета постоянно выступают с комментариями на злобу дня. Двоих из них – проф. Хоппе (один из трех редакторов) и Фрэнка Шостака (член редакционного совета, большого), – вы могли видеть и здесь (интервью с Ф.Шостаком в двух частях – первой и второй) в 1999 г. в переводе на русский язык. А сегодня представляю и весь их журнал.Гр.С., 7.04.2000
© Замысел, текст – Гр.Сапов, 2000
© Факты, статистика, даты – Gr.Sapov Factbook, Gr.Sapov
"Economic Policy of the Twentieth Century"
© сочинитель песен – Михаил Щербаков
© Названия компаний, товарных марок, изданий, а
также имена авторов рекламой не являются.
Благодарю Вадима Беляева, Леонида Блехера,
Максима Гришанина, Геннадия Лебедева, Романа
Лейбова,. Бориса Львина, Виталия Найшуля.
Особая благодарность: Наталии Саповой
Транспорт: Московский метрополитен им.Ленина
Свет: Мосэнерго